На поводу у сердца - Тори Майрон

«К подобной красоте и шику мне тоже нужно уже начинать привыкать?» — проскальзывает в голове вопрос, но я вновь пресекаю начало любых рассуждений, хоть издалека касающихся Адама, и вхожу в просторный холл, оказываясь в оглушающей паутине голосов, криков, смеха, звона бутылок, но стоит мне продвинуться дальше в главный эпицентр вечеринки (как предполагаю — в гостиную), я сразу же понимаю, что происходящее в холле можно было смело называть размеренным отдыхом.

Необъятное пространство помещения утопает в темноте, разбавленной разноцветными бликами светомузыки, и сотрясается десятками, а может, даже и сотней танцующих парней и девушек. Все стены и мебель вибрируют от играющего из настенных колонок популярного хита, который благодаря диджею, занимающему место у пульта на специально построенном возвышении, сменяется ещё одним зажигательным треком.

Марк не врал, когда сказал, что мы можем тут даже не пересечься — вся площадь комнаты похожа на улей с суетливыми, прыгающими муравьями, и как мне найти среди такого огромного количества незнакомых лиц одно любимое — не представляю, но, пока я пробираюсь среди безумного столпотворения и пытаюсь выискать Остина, я неосознанно успеваю зарядиться атмосферой окружающего веселья.

Биты музыки пробираются под кожу, разливаются потоком наслаждения по венам. Перед глазами рябит праздник, настроение взлетает, а ступни аж щекотать начинает от желания отправиться в пляс. Но сперва необходимо найти Остина, чтобы сделать это с ним вместе. Хочу потанцевать с ним в обнимку, прижавшись плотно телом к телу. В последний раз вдохнуть родной запах кожи, приложив голову к его груди.

И моему желанию уже совсем скоро суждено будет свершиться — пробравшись сквозь танцующее, пьянствующее буйство до другого конца комнаты, я наконец замечаю Рида, сидящего в уединённом углу на полукруглом диване с сигаретой в руках, и понимаю, что он, по ходу, увидел меня чуть раньше и уже успел застыть на месте, глядя на меня так, будто бы не верит, что это в самом деле я.

А может, он плохо меня видит? Как-никак между нами метров двадцать, довольно скудное освещение и куча снующих туда-сюда людей.

Порываюсь подойти к нему ближе, чтобы он мог лучше разглядеть, как я сегодня преобразилась, но внезапно осознаю, что не могу подвигаться: от ощущения его пристального взгляда на себе волнение вмиг сковывает всё тело, сердце срывается в бешеный такт, а ноги словно по колено увязают в цементе, пока в голове на сумасшедшей скорости прокручиваются всевозможные сценарии его реакций на мой сегодняшний смелый внешний вид.

Понравится ли Остину? Он обрадуется? Удивится? Или вновь смутится, как в прошлый раз на набережной? Чёрт! Всё возможно. Всё! Остаётся лишь гадать и попытаться держаться уверенно. Ключевое слово — попытаться, потому как меня хватает лишь на то, чтобы расправить плечи, перекинуть волосы на одно плечо и яркой улыбкой с расстояния сообщить ему, как безумно я рада его видеть. В свою очередь Остин, вдруг резко отмерев, вмиг даёт понять, что радость мою он нисколько не разделяет: он вдавливает окурок в пепельницу с такой силой, что чуть ли стол не пробивает насквозь, вскакивает и начинает стремительно надвигаться на меня, точно разъярённый бык на красную тряпку, грубо расталкивая преграждающих ему путь людей.

А я так и продолжаю неподвижно стоять, но теперь уже не от волнения, а от онемелого страха, превращающего меня в каменное изваяние, пока улыбка моя лучезарная, вызванная нашей встречей, которую я так сильно ждала, постепенно исчезает по мере приближения Остина.

Шаг, второй, третий, десятый — и вот он оказывается прямо передо мной. Как всегда красивый и как никогда свирепый. Резко схватывает меня под локоть, чуть ли не отрывая от пола, и всего шестью словами: «Какого хрена ты оделась, как шлюха?!» — вновь делает то, в чём он истинный мастер…

Он разбивает мне сердце.

Остин

— Какого хрена ты оделась, как шлюха?!

Это совсем не те слова, что я хотел сказать девушке, встретить которую я мечтал с момента, как мы расстались. Да, я безумно хотел её увидеть, буквально минуты считал до нашей встречи, однако ещё с самого утра всё было против этого: сначала Ники удивила коротким, скудным сообщением о том, что Филипп неожиданно свалил и у мамы началась истерика, затем, когда я планировал поехать к ней после встречи с Марком, друг настойчиво попросил довезти его до дома однокурсника, который, как оказалось, находится за тридевять земель, а после приезда сюда этот олух забрал мой телефон «на пять минут» и вместе с ним бесследно исчез в этой огромной вилле на несколько часов, спустя которые вернулся, загадочным тоном сообщив, что мне необходимо остаться на вечеринке, так как меня ожидает сюрприз.

И смею предположить: вот он — мой сногсшибательный сюрприз, что смотрит на меня сейчас испуганно округлившимся глазами и откровенно недоумевает — что я творю? А я и сам не могу объяснить, почему начинаю столь непозволительно грубо тащить её к выходу из дома? С ней рядом думать здраво у меня не получается. Мозг наотрез отказывается дружить со всеми остальными частями тела, а с языком — так подавно.

Я как заметил среди массы безразличных мне лиц одну единственную и неповторимую малышку с белоснежным водопадом длинных волос, облачённую в едва прикрывающее её сочную задницу платье, так все кабели в черепушке, как по щелчку, отрубились. В первый момент, кроме её убийственно сексуального образа, вообще ничего вокруг не видел, ощущая, как от одного её присутствия мотор в моей груди переключает работу на полную мощность, заставляя импульсы ударов разлетаться по телу, что порождает лютое напряжение в низу живота. Когда же фокус моего зрения наконец соизволил расшириться, разрешив увидеть нечто больше обворожительной фигуры Николины, я вмиг осатанел от злости и ревности, словно какой-то зверюга неадекватный, сообразив, что на соблазнительные формы моей ни хрена не маленькой девочки распустил слюни не только я, но и поголовно все подвыпившие мужики, находящиеся в радиусе десяти метров от Ники.

Никогда не понимал в людях неконтролируемой ревности, но, сука, сегодня понял её сполна — красноречивые взгляды этих кобелей всего за секунду взбесили меня до трясучки. И даже десятки разнообразных эмоций окружающих меня людей не смогли заглушить эту бурю: внутри всё закипело от непереносимого чувства собственничества, растеклось раскалённой магмой по жилам, концентрируясь острым жжением в грудной клетке.

Мужикам здесь ещё несказанно повезло, что в такой толпе я не в состоянии прочувствовать их эмоции по полной. Пи*да была бы всем, и по касательной задело бы каждого, кто попытался бы меня остановить. Стопроцентно. Ведь меня и без впитывания чужой похоти керосинит конкретно: хочется в ошмётки перебить всех упырков, что вылупили на Ники свои глаза и уже вовсю начали иметь её в уме во всевозможных позах.

И, по всей видимости, именно это ревностное желание — спрятать мою девочку от всех сальных взглядов — и провоцирует меня сейчас так стремительно вести Ники под руку в сторону выхода, не обращая никакого внимания на её возражения, которые она принялась пылко выкрикивать, стоило только очухаться от удивления.