Восхитительные женщины. Неподвластные времени - Серафима Чеботарь

В 1925 году коллектив мастерской пригласили принять участие во Всемирной выставке декоративного искусства в Париже. Подготовка потребовала от мастериц много сил и нервов: их моделям предстояло конкурировать с работами лучших парижских кутюрье, платья из льна и холста будут соперничать с туалетами из самых дорогих тканей! Были разработаны модели в народных традициях: их украсили вышивками (либо по подлинным народным рисункам, либо геометрическими орнаментами по эскизам Мухиной). К каждому платью буквально из подручных материалов были сделаны соответствующие аксессуары: сумки из плетеного шнура, соломы или вышитого холста, пояса из веревок, шляпы из рогожи, бусы из камешков, раковин и скатанного хлебного мякиша, пуговицы сами вытачивали из дерева и раскрашивали. Конкуренция была жесточайшая – и не только с эмигрантами, выставившими свои произведения в модном тогда стиле «а-ля рюс» (Дом «Китмир», принадлежавший бывшей великой княгине Марие Павловне, для которой Ламанова когда-то шила приданое, получил на выставке золотую медаль за вышитые платья), но и с самыми знаменитыми парижскими домами откутюр – например, Поль Пуаре выставил напротив российского павильона целыхтри баржи сэкс-позициями. Однако именно коллекция Ламановой – тридцать платьев, демонстрировавшихся под девизом «Только новое, простое и удобное!» – совершенно неожиданно, но абсолютно заслуженно завоевала Гран-при с формулировкой «за костюм, основанный на народном творчестве».

Вечернее платье, сделанное для актрисы Александры Хохловой, Мастерская Н. Ламановой, 1924 г.

Этот успех привел к тому, что Ламанова до 1932 года работала в Кустэкспорте, разрабатывая модели для международных выставок в однажды найденном «народном» стиле. Она разработала коллекцию меховых изделий для Лейпцигской выставки и участвовала в Нью-Йоркской выставке 1929 года. Благодаря Ламановой советские власти были искренне убеждены – и еще много десятилетий продолжали на этом настаивать – что советская мода «впереди планеты всей». Впрочем, сама Надежда Ламанова к этим «перегибам пропаганды» не имела никакого отношения.

В советские годы Ламанова продолжала шить и на заказ: помимо знаменитых актрис – Ольги Книппер-Чеховой, Лидии Кореневой, Ангелины Степановой, Любови Орловой – среди ее клиенток были и жены, и приближенные советских вождей: Полина Молотова-Жемчужная, супруга Луначарского актриса Малого театра Наталья Сац-Розенель, Александра Коллонтай, Лиля Брик… Но никто из этих всесильных дам не помог Надежде Петровне, когда в марте 1928 года шестидесятишестилетнюю Ламанову как «кустаря, имевшего двух и более наемных работниц» лишили избирательных прав – очень суровая по тем временам мера, влекущая за собой определенные ограничения и крупные неприятности. Для Надежды Петровны, человека искреннего и преданного, это был настоящий удар. В избирательную комиссию она писала: «…Я совсем не являюсь портнихой в общепринятом смысле этого слова. Я работаю в деле пошивки женского платья как художник, то есть я создаю новые формы, новые образцы женской одежды… Я должна пояснить, что я лично создаю модели и образы женской одежды, их накалываю и оформляю, но не провожу сама техническую сторону работы. Я не могу проводить эту работу, как архитектор не может сам строить дом, а кузнец не может работать один без молотобойца… Мои искания направлены к тому, чтобы создать такие формы и образцы женской одежды, которые были бы приспособлены по своей простоте, удобству и дешевизне к нашему новому рабочему быту и в которых нашли бы широкое применение наши современные кустарные вышивки и материи… Все мои силы, знания и энергию я посвятила с самого начала революции, работе по созданию советского быта и культуры, таким образом, моя работа в течение 11 лет является общественно-полезной». К просьбе были приложены отзывы научных работников, искусствоведов и деятелей культуры, но, насколько известно, эта кампания в защиту Ламановой закончилась неудачей.

В тридцатые годы Ламанова, которой было уже за семьдесят, продолжала активно работать в театре: в Театре Красной Армии она создала костюмы к «Вассе Железновой» с Фаиной Раневской в роли Вассы, вместе со знаменитым художником Александром Головиным работала над великолепными нарядами к спектаклю «Женитьба Фигаро» в МХАТе. После премьеры «Бориса Годунова» в оперной студии Художественного театра Станиславский, поздравляя труппу с успехом, сказал Лама новой: «Благодарю и восхищаюсь».

Станиславский привлекал ее к работе почти во всех спектаклях. Он считал Надежду Петровну одним из ближайших друзей: когда врачи прописали ему прогулки в автомобиле, он брал с собой медсестру и обязательно Надежду Петровну. О Ламановой он писал: «Долгое сотрудничество с Н. П. Ламановой, давшее блестящие результаты, позволяет мне считать ее незаменимым, талантливым и почти единственным специалистом в области знания и создания театрального костюма». После смерти Андрея Павловича Каютова – верного спутника жизни Надежды Петровны, – самыми близкими ей людьми остались Станиславский и Вера Игнатьевна Мухина. Даже в преклонном возрасте Надежда Петровна оставалась образцом элегантности: всегда в безукоризненно сшитом костюме, с маникюром, идеальной прической, благоухая французскими духами, Ламанова словно бросала вызов времени и всем вокруг, оставаясь такой же требовательной к окружающим, как и к себе.

Надежда Ламанова на даче у Веры Мухиной, 1930-е гг

Актриса МХАТа Кира Николаевна Головко (начавшая свою карьеру под девичьей фамилией Иванова) вспоминала, как в 1939 году готовилась к роли Натали Гончаровой в спектакле по пьесе Михаила Булгакова «Последние дни». Платья и аксессуары для спектакля создавала Надежна Петровна. Когда она вошла в гримерку, Киру Николаевну поразила величественность пожилой дамы. Ламанова была одета в строгий кремовый костюм с юбкой по щиколотки, открывающей изящные ноги в шелковых чулках и туфлях на каблуках, а на ухоженных руках сверкали дорогие кольца. После двух часов примерок стянутая корсетом по моде XIX века Кира упала в обморок, а когда очнулась, с удивлением увидела, что испуганные ассистентки дают нашатырь не ей, а Ламановой, которая так переживала за юную актрису, что тоже лишилась чувств. Ламанова даже отказывалась работать с Кирой – еле успокоили престарелую художницу, заверив, что больше актриса падать в обмороки себе не позволит.

…По легенде, осенью 1941 года Надежда Петровна сказала Вере Мухиной: «Знаешь, я скоро умру. У меня осталось всего две капли «Коти»… В октябре она должна была эвакуироваться вместе с труппой Художественного театра, но 15 октября из-за болезни сестры задержалась и опоздала на сборный пункт. Она бросилась к Большому театру, где сборы еще продолжались, присела передохнуть на скамейку, и с ней случился сердечный приступ. Похоронили Надежду Ламанову на Ваганьковском кладбище.