Адское Воинство - Фред Варгас

Женщина-врач бесцеремонно встряхнула его за плечо.

— Извините, — сказал Адамберг. — Я не заметил, как вы вошли.

— Это не был несчастный случай, — сказала она. — Конечно, надо дождаться, когда придут результаты анализов, но предварительный осмотр показывает, что покойный принял смертельную дозу бензодиазепина и, главное, нейролептиков. Если бы он не выпал из окна, то, скорее всего, умер бы у себя в постели. Типичное самоубийство.

— Так и есть, — сказал, подойдя к ним, один из экспертов. — Я нашел отпечатки пальцев только одного типа, очевидно его собственные.

— А что произошло? — спросила женщина-врач. — Я знаю, жена виконта решила переехать с сыном в Германию, но ведь их брак стал фикцией уже несколько лет назад.

— Он узнал, что остался без прикрытия, — устало произнес Адамберг.

— Он потерял деньги? Разорился?

— Нет, его собирались уличить в преступлении. Он убил трех человек, пытался убить еще одного, напал на старую Леону и планировал уничтожить еще двоих. Или четверых. Или пятерых.

— Он? — спросила судебный медик, показав на окно.

— Это вас удивляет?

— Более чем. Это был человек, который играл по маленькой.

— В каком смысле?

— Раз в месяц, а бывает, и чаще я езжу в Довиль попытать счастья в казино. Там я регулярно встречалась с виконтом. Мы никогда не разговаривали, но если понаблюдать, как ведет себя человек за зеленым столом, о нем можно узнать многое. Он с трудом принимал решения, спрашивал совета, задерживал начало игры, заставляя всех нервничать, и после этого делал весьма скромную ставку. Вел себя не как отважный борец, готовый бросить все на карту, а как трусливый игрок, неспособный обойтись без поддержки со стороны. Вряд ли он мог выработать самостоятельно какой-то план, а тем более решиться на такие страшные преступления. Он выживал только благодаря своему положению в обществе, престижу и обширным связям. Это была его защита, его страховочная сетка. Как у воздушного гимнаста в цирке.

— А если бы возникла угроза, что сетка не выдержит?

— В этом случае, разумеется, могло случиться что угодно, — сказала женщина-врач, направляясь к двери. — Когда возникает угроза жизни, реакция человека бывает непредсказуемой и ошеломляющей.

Адамберг решил запомнить эту фразу: сам он никогда не умел давать такие четкие формулировки. Это могло ему пригодиться для того, чтобы успокоить графа. Ошеломляющие преступления, непредсказуемое решение покончить с собой, нельзя загонять зверя в угол, каким бы культурным и воспитанным он вам ни казался. Давным-давно известные вещи, вот только изложить их можно по-разному. Он спустился по широкой лестнице с навощенными дубовыми ступеньками, бормоча все эти слова, а затем выхватил из кармана тренькающий мобильник. При этом его рука наткнулась на корку засохшей грязи, и он вспомнил, что не успел сменить брюки. Он остановился перед дверью библиотеки и прочел сообщение от Ретанкур. «Шесть обрезков волос на подголовн. лев. передн. сиденья, два на костюме для приема. Горн. подтверждает насчет короткой стрижки и сахара с запахом гаража». Адамберг стиснул в руке телефон, охваченный тем же радостным, по-детски наивным чувством всемогущества, какое возникло у него вчера во время грозы. Безотчетной, жестокой, дикарской радостью победы над великанами. Он постучал в дверь, и к моменту, когда он дождался ответа графа, сердитого ответа, сопровождаемого ударом трости об пол, — к этому моменту фраза женщины-врача полностью растворилась в темных водах его мозга.

Он навестил Лео, прочел ей еще одну главу о рождении двойни у кобыл, поцеловал старую женщину в щеку, сказал ей «я вернусь» и попрощался с доктором Мерланом. Зашел к Вандермотам, которых он оторвал от дела — они вешали гамак во дворе, — и рассказал им, чем все закончилось, не касаясь деликатного вопроса об отцовстве графа де Вальрэ. Пусть им об этом расскажет Лео или сам граф, если у него хватит мужества. Гнев графа стал понемногу утихать, но Адамберг сомневался, что после печального события, которое потрясло замок, он сдержит свое опрометчивое обещание жениться на Лео. С завтрашнего дня газеты и телевидение начнут во всех подробностях расписывать преступления виконта и могут учуять кровавый след, ведущий прямо в замок Ордебек.

Встреча с прессой была намечена на девять утра, и Адамберг уступил эту честь капитану Эмери в благодарность за его более или менее дружелюбное сотрудничество. Эмери выразил комиссару горячую признательность: ему, любившему делать сенсационные сообщения и участвовать в публичных церемониях, даже не приходило в голову, что Адамберг будет только рад уклониться от этого. Эмери настоял на том, чтобы отметить окончание расследования, и пригласил комиссара на аперитив в свою ампирную столовую, вместе с Вейренком, Блерио и Фошером. Блерио нарезал колбасу, Фошер приготовил приторный коктейль, а Эмери провозгласил тост за разгром противника, напомнив о блистательных победах своего предка при Ульме, Аустерлице, Ауэрштедте, Экмюле и о его самой любимой — при Эйлау. Когда Даву, атакованный с правого фланга, получил поддержку от армейского корпуса маршала Нея. Когда император, воодушевляя своих солдат, крикнул Мюрату: «Ты ведь не дашь им нас сожрать?» Веселый и довольный, капитан поглаживал себя по животу, и казалось, что назойливые электрические шарики больше никогда не потревожат его.

Адамберг зашел к Лине в адвокатскую контору и бросил последний взгляд на предмет своего вожделения. Вместе с Вейренком он прибрался в доме Лео. У него было желание долить чуть-чуть воды в бутылку с кальвадосом, чтобы она выглядела полной, но Вейренк этого не допустил. Только неискушенный подросток, заявил лейтенант, способен на такое кощунство: налить воду в высококачественный кальвадос. Комиссар выскреб голубиный помет из своей левой туфли, вымел рассыпанные по полу зернышки, выбил кулаком матрас, чтобы уменьшить углубление посредине. В машине был полный бак бензина. Он уложил сумку и вскарабкался на холм, чтобы взглянуть на старинный городок с самой высокой точки. Сидя на каменной ограде, еще нагретой солнцем, он пристально разглядывал луга и пригорки в надежде, что одна из коров случайно шевельнется. Перед отъездом он еще должен был поужинать в «Синем кабане», то есть дождаться звонка Данглара, чтобы сообщить ему: ребята могут вернуться во Францию. Майор должен был сначала направиться с ними в Италию и оставить там Кромса, а потом завезти Мо к одному его приятелю, отец которого сыграет роль доносчика. Эти инструкции не нужно было зашифровывать при разговоре, он дал их Данглару еще до отъезда. Теперь надо было просто дать сигнал. Ни одна корова так и не решилась пошевелиться, и перед лицом этой неудачи Адамберг снова ощутил то же чувство неудовлетворенности, что и утром. Такое же легкое и такое же отчетливое.

В сущности, это напоминало ощущения его соседа, старика Лусио, который в детстве, во время гражданской войны в Испании потерял руку. Проблема даже не в том, что у него больше нет руки, объяснял Лусио, а в том, что, когда ее оторвало взрывом, на ней был укус паука, который он, Лусио, не успел дочесать. И даже сейчас, семьдесят лет спустя, укус не перестал чесаться, а Лусио пытался дочесать его в пустоте. То, что ты не закончил, будет постоянно возвращаться и изводить тебя. Что же он не закончил в Ордебеке? Не дождался, когда зашевелятся коровы? Не увидел окончательного выздоровления Лео? Не смог заставить Эльбо взлететь? Или не успел завоевать Лину, до которой он даже не дотронулся? Вот это самое вероятное. Но так или иначе, а мерзкое ощущение изводило его, и, не зная, в чем тут причина, он сосредоточил свое внимание на коровах, бесстрастных и неподвижных, как статуи.