Странник, пришедший издалека - Михаил Ахманов

– Да хранят вас Безмолвные, родичи! Вот мы прибыли – я и мой мужчина!

Скиф представил себе лицо матери при этих словах, и его перекосило, как от зубной боли. Да, нелегко стать мужем амазонки, подумал он, а быть им – еще тяжелее!

Он попытался избавиться от мыслей о быте и квартире, о кухне и лоджии, забитой сеном под потолок, и о том, что сделает Сийя, Сестра Копья, если ее толкнут на улице или заденут грубым словом. Здесь, в чужом и опасном мире, не хотелось думать о ничтожном, о мелком; здесь, соответствуя моменту, полагалось мечтать о любви, крепкой, как клинок меча, жаркой, как вспышка бластера, и огромной, как эта беспредельная желтая равнина, где сама планета Земля показалась бы крохотным шариком от детского бильярда. И Скиф, предаваясь этим пленительным мечтам, на мгновение ощутил жалость – щемящую жалость к двеллерам-сархам, у которых все было краденое: и воспоминания, и беды, и счастье, и даже собственное "я". Ну а любовь… любви, настоящей любви, если верить словам Джамаля, они и вовсе не знали.

Воздух над куполом прорезала фиолетовая молния, и Скиф, опомнившись, рванул со всех ног. Что-то там у Пал Нилыча случилось… Что-то опасное или интересное; в любом случае стоило поспешить.

Он спешил так, что почти нагнал Джамаля, хоть князь, с учетом возраста, оказался неплохим бегуном. Сийя торопилась с другой стороны, летела, словно лань над степными травами; пепельные волосы шлейфом струились за ней, мелькали быстрые смуглые ноги, раздувался серебристый плащ, и было видно, что, кроме этого плаща да оружейного пояса, на ней нет ничего. Ну, на самом Скифе было и того меньше.

Сарагоса хмуро оглядел свою босоногую команду, буркнул: «Расслабились, обалдуи!», потом склонился над прозрачной поверхностью купола. Внизу, на двадцатиметровой глубине, из зеленых врат один за другим появлялись голенастые шестиногие механизмы; они неторопливо шествовали к деревьям, втягивали опоры, опускались в желтую траву, окружая стволы плотным многорядным кольцом. Их седоков Скиф вначале принял за мертвый и неподвижный груз. Эти создания не походили на людей, на шшадов или существ иного обличья; они казались просто сгустками протоплазмы, заполнявшими транспортные полусферы.

– Перворожденные, – пробормотал Джамаль, – такие же, каких мы видели в шахте… Тот, похожий на Зураба, что-то говорил о них… о них и запахе… Помнишь? – Он подтолкнул Скифа локтем.

– А что помнить? – откликнулся тот. – Речи его были смутными, князь.

– И все же он говорил… говорил о запахе, о Перворожденных и Воплотившихся… даже из высших каст…

– Он много чего говорил. Но ведь тебе показалось, что не все…

– Тише! – произнес Сарагоса. – Поглядим на них, может, чего и поймем. Не зря же эти кастрюльки сюда заявились.

Скиф смолк, вперив взгляд в прозрачную поверхность и кольцо окружавших деревья сархов. И механизмы, и их седоки были неподвижны, и сперва ему показалось, что там, внизу, ничего любопытного не происходит; затем он уловил легкое трепетание, словно заполнявшие полусферы сгустки протоплазмы готовились вскипеть, ринуться вверх и в стороны, испуская полные пара пузыри. Однако изменения выглядели плавными; чудилось, некто невидимый принялся медленно помешивать ложкой густую и вязкую плоть этих существ, заставляя ее подниматься и опускаться в неспешном ритме. Через четверть часа эта дрожь стала быстрей, и волнообразные колебания сгустков превратились теперь в непрерывный и хаотический трепет. Тела их уже не вздувались упругой волной и не опадали разом; каждый словно бы выплясывал в своей полусфере некий отдельный и непохожий на другие танец.

И Скиф, всматриваясь в эту жутковатую пляску, вдруг начал замечать, что тела Перворожденных обращаются в подобия гротескных лиц, звериных морд и человеческих физиономий, искаженных невероятными гримасами – страха, восторга, гнева, насмешки, вожделения. Иные казались ему знакомыми или почти знакомыми; другие, страшные, как дьявольские маски, вызывали только омерзение и ужас. Вероятно, то была лишь игра фантазии, но он не мог избавиться от мысли, что видит иногда огромные и размытые подобия лиц шинкасов – жабью рожу Тха, Полосатой Гиены, хищный оскал Когтя, физиономию Дырявого с рассеченной щекой, мрачные безжалостные глаза Ходда-Коршуна. Временами же в корчах протоплазменных тварей проглядывали иные черты – синдорцев, погибших во время сражения у рощи, земных знакомых Скифа, амазонок из города на скале и даже любопытного серадди Чакары, ловца удачи. Все это казалось совершенно невероятным, так как шинкасы, за исключением Тха, обитали сейчас на спине Шаммаха, Кондора Войны, а синдорцы – если не считать юного Сайри – нежились в чертогах Безмолвных на серебристой луне Зилур. Что касается всех прочих, то Скиф надеялся, что они живы, здоровы и пребывают в добром здравии; вряд ли кто-то из них достался демонам.

Он протер кулаками глаза, и наваждение исчезло; теперь перед ним были только округлые бурые тела, дрожащие, как в лихорадке. Но трепет их затихал. Постепенно беспорядочные движения снова сменились размеренными колебаниями вверх-вниз, затем протоплазменные сгустки замерли, но зашевелились механизмы, вытягивая ноги-ходули, выравнивая их и сгибая словно бы в нетерпении. Наконец твари в шестиножниках в строгом порядке потянулись к вратам: сначала занимавшие внешнюю часть колец, потом – внутреннюю, ближнюю к деревьям. Исход их занял минут семь-восемь, и вскоре под золотистыми кронами падда желтела лишь скрывавшая почву трава.

– Представление окончено, – заметил Сарагоса и, поглядев на Скифа, а потом на Джамаля, спросил: – Ну и что значит сей цирк?

Звездный странник в задумчивости коснулся бородки.

– Подготовка к Воплощению, дорогой, священные пляски в честь Творца, спортивная разминка, пикник на природе… Выбирай!

– Может быть, запах доставляет им удовольствие, – сказал Скиф, припоминая речи щуплого сегани. – Тот, длинношеий, говорил, что в токаде наслаждаются ароматом воспоминаний.

– Какие воспоминания у этой погани в котелках? – Брови Сарагосы взлетели вверх, глаза недоуменно округлились. – О чем они помнят? Как дьявол лепил их из дерьма в местном аду?

– Кроме Перворожденных, могут появиться и другие, Пал Нилыч. Они пришли из внутренних врат целой ордой, как предупреждал князь. – Скиф стукнул согнутым пальцем о поверхность купола. – Теперь стоило бы подождать тех, кто заявится снаружи… тех, кого немного… генералов!

– Ну-ну, – проронил Сарагоса, морща лоб и посматривая на часы, – Ладно, подождем! Время позднее, так что разрешаю вздремнуть и перекусить, только каждый пусть сидит на своем посту… И спит вот так! Понятно, нет? – Он прижмурил один глаз и широко раскрыл другой, потом начал копаться в мешке.

– А сейчас разбирайте паек и отправляйтесь!

– Мне не надо, – сказал Скиф. – У меня еще остались пара банок и сухари.

– Не надо так не надо… – Сарагоса выудил из кармана трубку и буркнул: – Ну, идите! Да оденьтесь как положено! За генералами голышом не бегают.

* * *