Запретная магия - Энгус Уэллс

Брахт с улыбкой кивнул.

— Я пообещал довести его до колдовской книги, — сказал он. — Только это.

— Что ты имеешь в виду? — Каландрилл, кажется, был сбит с толку.

— Колдовская книга — фикция, — ответил Брахт. — Он так в себе уверен, что даже забыл тебя спросить об этом. А как я могу довести его к тому, чего нет? К тому же за услуги он мне не платит.

Каландрилл уставился на ликующего кернийца, и они рассмеялись.

Все утро они наблюдали за тем, как люди Сафомана возводили огромные костры. Несколько отрядов свозили на повозках свеженарубленный хворост со всего плато и наваливали его в огромные кучи перед баррикадами на расстоянии выстрела из лука. Защитники, обескураженные этой подготовкой, предприняли вылазку, но были отбиты лучниками — единственными из бандитов, кто оставался на своих местах, пока остальные занимались сборкой и складыванием хвороста под руководством колдуна. Ближе к обеду, когда на плато не осталось почти ни одного деревца, Аномиус объявил об окончании работ. Пленникам принесли воду и пищу; Аномиус, появившийся, чтобы снять заклятье с дверей, не проронил ни слова и лишь заговорщически улыбался, почесывая свой огромный нос. Они поели прямо около двери, наблюдая за приготовлениями к штурму.

Он начался ближе к вечеру.

Аномиус под защитой щитоносцев и лучников обошел по очереди все костры, произнося неслышные заклинания и производя странные пассы руками, отчего воздух над кострами начинал колебаться. Каландрилл заметил, что при манипуляциях колдуна красный камень разгорался. Сафоман стоял в тени шатра, сжимая и разжимая огромную руку, которую держал на мече, не сводя глаз с маленькой фигурки колдуна, на его бородатом лице явственно читалось нетерпение. Аномиус закончил ритуал и кивнул солдату, который тут же зычным голосом прокричал какие-то приказания, и к каждой куче хвороста мгновенно бросилось по солдату с факелом в руках. Сложенный в кучи хворост разом занялся; огонь жадно облизывал сухие ветки. Воздух вокруг светился и дрожал; к небу стал подниматься раскачивающийся под порывами ветра синий дым. Аномиус подошел к Сафоману, и они о чем-то переговорили; великан кивнул, надел морион с драконом и, сделав жест ординарцам следовать за ним, направился к главным силам. Аномиус дождался, когда он займет место перед фалангами, и поднял широко расставленные руки ладонями вперед. Камень засветился, и Каландрилл перебросил его на рубашку, чтобы тот не жег ему грудь. В воздухе стоял неистребимый запах миндаля. Из ладоней Аномиуса вырвался огонь — два огненных шара, на мгновенье зависшие в воздухе, и руки его превратились в живые факелы. Он резко опустил их и выкрикнул всего лишь одно слово, и белые языки пламени бросились от него в сторону костров, а их рев перешел в легкий шепот; треск горящего дерева и шум пламени вдруг странным образом напомнили Каландриллу гортанное урчание живого существа. Костры разгорались ярче и яростнее, и языки пламени росли и извивались, словно одержимые разумной силой. И вдруг из огромных костров вперед выступили огненные существа, похожие одновременно и на людей, и на зверей, уродливые и угрожающие, яростно и злобно вертя горящими головами на колонноподобных шеях, словно в поисках жертвы, способной удовлетворить их непомерный аппетит.

Аномиус опять заговорил, и, хотя за ревом огня голоса его слышно не было, огненные звери услышали его, повернулись к Кешам-Ваджу и целеустремленно зашагали в сторону города. Земля горела у них под ногами, чернея и дымясь; смятая трава обугливалась. Запах миндаля стал нестерпимо сладким; камень разгорелся настолько, что сам казался огнём. Каландрилл, пораженный, смотрел, как из города по направлению к огненным фигурам полетел град стрел, но они сгорали далеко от цели. Огненные фигуры неумолимо надвигались на баррикады Кешам-Ваджа. Огромные, высокие, они, как дома, возвышались над немногими отважными или отчаявшимися защитниками, еще остававшимися на местах.

Смельчаки погибли все до единого, когда ужасные существа огненными когтями стали вырывать огромные куски из баррикад, сжигая все, что попадалось им под лапы: камни, бревна, людей. Баррикады между домами были снесены в считанные секунды; бревна потемнели и рассыпались, превратившись в золу и пепел, который, кружась, одел огненные фигуры в черное и серое. Где бы они ни проходили, металл не выдерживал: и копья, и щиты плавились, как лед на огне, и раскаленные капли падали на обугленную землю; те из защитников, кто не сгорел в огне, в ужасе бежали.

Прозвучал горн, Сафоман поднял огромный меч и, издав воинственный клич, бросился вперед за ближайшим огненным существом.

На какое-то мгновенье Каландриллу показалось, что вот-вот бандит сам сгорит, но стоило Сафоману приблизиться, как существо довольно проворно бросилось вдогонку за защитниками, гоня их прямо перед собой, и Сафоман, все еще крича, повел бандитов на Кешам-Вадж.

Воздух наполнился звуками битвы; яростная человеческая волна ворвалась в город на плечах огненных существ. Аномиус опять поднял руки, и созданные им огненные звери вспыхнули и исчезли, оставив поле для смертной битвы; тяжелый запах миндаля стал рассеиваться, уступая место запаху горелого дерева. Колдун сразу как-то сжался, плечи его под потрепанным халатом опустились, грудь тяжело вздымалась. Ему поднесли стул, и он тяжело упал на него, опустив голову так низко, что, казалось, тюрбан вот-вот свалится с нее. Явно изможденный, он неподвижно сидел в такой позе до тех пор, пока отряд людей Сафомана не вывел из города закутанную в халат фигуру. Аномиус выпрямился.

Каландрилл понял, что это и есть колдун, посланный тираном на защиту Кешам-Ваджа. Внешне он выгодно отличался от Аномиуса: высокий, с узким лицом, он вызывающе стоял перед ним, распрямив плечи, хотя был изможден не меньше соперника. Руки у него были связаны, во рту торчал кожаный кляп. Седые волосы свободно спадали на плечи, на которых покоился покрытый пеплом серебристый халат с черными от золы швами. Словно чувствуя разницу в росте, Аномиус не вставал со стула, изучая соперника со склоненной набок головой. Затем, махнув рукой, он что-то сказал солдатам, и те отступили назад, встав полукругом за спиной связанного человека. Аномиус опять взмахнул рукой, и его противник, едва успев издать приглушенный крик, внезапно превратился в пламя. Аномиус пробормотал какое-то заклятье, и огонь погас, а с ним исчез и плененный колдун. Горстка пепла поднялась в воздух, и ее тут же подхватил ветер. Аномиус опять что-то сказал, и солдаты с облегчением зашагали назад в город.

Битва продолжалась до самых сумерек, но постепенно звон металла и крики стали стихать; наконец над плато воцарилась мертвая тишина. Затем опять раздался звук горна и новые крики.

— Похоже, Сафоман уже властелин Файна, и не только на словах, — сказал Брахт.

— И теперь у него будет время подумать и о нас, — добавил Каландрилл. — Аномиусу надо действовать быстро, если только он не передумал.

Брахт молча кивнул с задумчивым выражением на лице.

— Если он не передумал, — произнес он наконец, — то сегодня ночью самое подходящее время, чтобы бежать, пока Сафоман не очухался от победы. А если мы бежим, то надо уже сейчас подумать о плане на будущее. — (Глаза Каландрилла вопросительно сузились.) — Аномиус — наша единственная надежда выбраться отсюда, — продолжал Брахт, сделав жест в сторону сарая и города одновременно. — Он также может облегчить нам путь через Кандахар. Но что мы будем делать, когда доберемся до Харасуля? Возьмем его с собой на борт? Отправимся с ним в Тезин-Дар?