Мы наш, мы новый… - Константин Калбазов

Среди революционеров, в особенности радикально настроенных, началось повальное бегство. Как еще можно было назвать массовое исчезновение десятков людей, причем занимавших видное положение в партиях? В тот момент, когда нужно было осуществлять руководство, когда многое решало время, движение, оказалось, возглавить просто некому. Возникло мнение, и оно усиленно муссировалось, что царская охранка добралась до революционных вождей за границей, но ни доказательств этому, ни тел пропавших не было. Признаться, охранка сама была в растерянности и с не меньшим рвением, чем спецслужбы других стран, разыскивала пропавших.

Варламу относительно легко удалось обнаружить лидеров революционных партий. Еще бы – ведь никто из них и не думал прятаться, ведя вполне светскую жизнь во всяких там Женевах и Лондонах. Нельзя быть столь самоуверенным. Для здоровья вредно, знаете ли. Нет, никого из них не собирались убивать. Хотя свободы и лишили, все они хорошо питались, жили тесновато, но во вполне пригодных условиях. Антон вообще собирался отпустить их без каких-либо последствий, как только минует кризис. Все это влетало в копеечку, но он не жалел денег. Он изначально выбрал не тот путь и едва не поплатился за это, так что теперь следовало быть умнее.

Намечавшаяся в Санкт-Петербурге на ноябрь всеобщая забастовка не состоялась. Ее вдохновитель, несомненный лидер рабочего движения, отчего-то сменил курс и вообще абстрагировался от революционных партий. Еще пара встреч, подобных первой, и кое-какие силовые акции по отношении к эсерам, а также то, с какой легкостью всего лишь за несколько дней удалось из близкого знакомого Гапона Рутенберга сделать опустившегося наркомана, убедили отца Георгия в необходимости следовать новым курсом. А чего сложного-то, если врачи отчего-то решили лечить простудные заболевания героином, – этот метод считался самым модным на тот момент. Дурдом!

Чувствовал ли Песчанин вину перед Рутенбергом, которому вот так, походя, чтобы убедить другого человека, сломал жизнь? Да пожалуй что и нет. Рутенберг был эсером, членом организации, избравшей линией своей борьбы террор, путь кровавый и безжалостный, и даже если никого не убил лично, он горячо поддерживал убийства другими, значит, был такой же сволочью.

Антон замер, подперев плечом стену и устремив взгляд в одному только ему видимую точку, вспоминая минувшие события. Всего месяц, как был подписан мирный договор. Договор, для России в целом невыгодный. Все осталось почти в тех же пределах, что имели место перед войной, разве только Корея подпадала под протекторат России, но ни о каких контрибуциях и территориальных потерях и речи быть не могло. Англия все же не хотела окончательного добивания Японии и усиления России. Политики проиграли свою партию, не выдержав давления иностранных держав, хотя армия и флот на этот раз оказались на высоте.

Буквально пара недель минула, как он вернулся из столицы, когда стало окончательно ясно, что революционных волнений ожидать не приходится. В любом случае главные финансисты этого проекта – японцы – прекратили вкладывать деньги в революцию на территории России, так как то, что уже было вложено, пропало бесследно. Да и смысла уже не было: война проиграна.

В ушах звучал голос человека, жизнь которого он держал в руках, намереваясь оборвать ее, хотя тот ничего не сделал плохого ему лично, да и сделал ли России – кто знает. Из того, что было ему известно по истории, написанной при коммунистах, – сделал, и много, из истории, принятой демократами, – дискредитировал семью последнего императора. А где правда?

«Помни: убьешь меня – заботиться о НИХ придется тебе, и не сойти с этой дорожки до конца дней своих ни тебе, ни детям твоим, а как сойдут – так и конец придет, только внуки покой и узнают. Сына Григорием назови. Просто поверь. А теперь делай свое дело, коли не можешь иначе…»

Все же не так прост оказался «старец». Правда, до старца ему… далеко, в общем. Откуда ему было знать, что родится сын, да еще и по святцам как раз может быть наречен Григорием? Но самое главное, что взволновало Антона, – это то, что ровно тридцать шесть лет назад в этот же день родился и сам Распутин. Вот такая вот мистика цифр, как хочешь – так и понимай.

Оставался вопрос с тем, а как же, собственно, попасть в когорту власти предержащей. В России достаточное количество успешных промышленников, но они остаются просто промышленниками и к власти отношения не имеют. В целом их тяга к власти и породила революцию, переросшую в Гражданскую войну, да и война та должна была закончиться подавлением революции, да все эти кадеты, монархисты, сторонники Учредительного собрания так и не смогли договориться между собой, а как результат – были биты. Так что оставалось только действовать исподволь.

По результатам войны концерн был на подъеме, все его предприятия работали на полную мощность, и продукция имела постоянный сбыт, причем появились и заграничные заказы, а потому производство неуклонно расширялось. Военно-морское ведомство разместило заказ на сорок единиц «Росичей» – десяток из них планировалось поставить на Каспий, два на Балтику и один на Тихоокеанский флот. Вот только силовые установки должны были измениться: теперь уже никто не собирался скрывать монтаж турбин, а потому приобретаться должны были именно корабельные. Для выполнения столь большого заказа было решено строить новый завод в столице, тем более что в планах было еще кое-что и в НИИ над этим упорно трудились.

– О чем задумался, Антон? – видя озабоченный вид друга, поинтересовался Сергей.

– Да вот думаю. Сколько нами всего сделано, а едва ли не все зря. Мы изначально пошли не по тому пути и за малым не проиграли.

– Ну, командир, посмотри на это с другой стороны. Не вмешайся мы – и жертв было бы минимум раза в два больше. Война все еще продолжалась бы, и имеющие фору во времени революционеры и японские резиденты смогли бы организовать волнения по всей стране. Так что не так уж и напрасно.

– Согласен. Но метод не тот.

– Стоп. Антон, ты хочешь сказать, что покой нам только снится? – Возмущение на лице Звонарева было написано прямо-таки аршинными буквами.

– Как ни странно, но цель, основная цель, не достигнута. Помнишь, Сережа, как еще несколько лет назад ты сказал, что в раскачивании лодки под названием Россия участвовали далеко не одни революционеры, и даже не они сыграли основную роль в том, что лодка перевернулась?

– Конечно, помню. Я и сейчас это утверждаю. Та-а-ак, началось. Ты что, решил перекроить общество?.. Так человек такая скотина, что сколько ему ни дай – ему все мало будет, а нашим воротилам нужна власть, которой царь-батюшка ну никак не хочет делиться.

– Поделится, куда он денется. Вот только если это будут делать как было, по методу лебедя, рака и щуки, то опять все заберут большевики.

– Антон, лезть в политику – это куда более опасно и трудно, чем то, что мы уже сделали.

– А выбора нет, Сережа. С вами или без вас, но я все одно в это влезу.

– Тогда старый уговор в силе. Я занимаюсь только финансами и производством. Что на меня так смотрите? Не полезу я больше ни в какую свару – один раз сглупил, второго раза не дождетесь, – искренне возмущаясь, заявил Звонарев. Его понять можно: за ту историю с генералами его едва не отдали под суд – во всяком случае, следствие было весьма вдумчивым. Как итог, Сергей был единственным, кто не удостоился даже памятной медали, хотя таковая была и вручили ее каждому из участников операции.