Проспать Судный день - Тэд Уильямс

От веса мертвого тела Галины я едва не упал с лестницы, но чудом удержался. Сэм уже стоял перед мраморным прямоугольником, с Перчаткой Бога на руке.

— Ты понимаешь, что если она как-то его закрыла, то мы облажались, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Ответить было нечего. Мы уже облажались столькими разными способами, что ради их описания потребовалось бы написать новую главу ситуативной Камасутры.

Повинуясь жесту Сэма, середина мраморного прямоугольника засветилась на мгновение ярчайшим белым светом. И свет исчез, а вместе с ними исчезла и стена, и все остальное. Вместо них возникло нечто, что я могу описать лишь как пузырящуюся световую пену. Сэм толкнул вперед Оксану и двинулся следом. Сделав глубокий вдох, я покрепче ухватил тело Галины и ринулся следом.

Трава. Это было первое, что я увидел, упав вперед. Трава под ногами, трава у груди, головы и даже в нос попала. Перестав катиться, я стал на колени.

Странное дело, но для меня «прекрасное» и «ужасное» всегда смешиваются, переходя друг в друга. Считаные секунды назад нас ждала неминуемая гибель, а теперь мы вдруг оказались в Раю.

Мы очутились на лугу посреди леса, такого огромного, что он превосходил размером обычную площадку для пикника в парке штата настолько же, насколько Небеса превосходили размером Хобокен. Деревья были настолько зелеными, что, казалось, их только что написали краской. И небо было таким голубым, таким потрясающе небесным, и даже серые горы, виднеющиеся сквозь деревья, казалось, были созданы так, чтобы объяснить людям смысл слова «величественные». Такое впечатление, что все это рисовал очень творчески настроенный садовник, обильно полив свои мечты чистейшим псилоцибином, в результате чего у него выросли прекрасные и потрясающе реалистичные галлюцинации. Но все это не было галлюцинацией. Это была реальность.

Я бы с радостью часами стоял здесь на месте, впитывая эту красоту. Но спустя мгновение понял, что в этом волшебном месте нас только двое. Я и Сэм.

— Сюда, — сказал мой приятель. — Быстрее. Надо предупредить остальных, здесь, на Третьем Пути, чтобы укрылись. Если она придет следом за нами, она будет убивать всех.

Но даже посреди этого совершенства я вдруг почувствовал пустоту и безнадежность.

— Их нет. Амазонок, Сэм. Они не прошли.

Он поглядел на меня, а потом медленно повернулся и поглядел по сторонам.

— Черт. Они не ангелы. Они просто не могут попасть в Каинос.

— Но другие души приходят сюда, все ваши волонтеры…

— Души. Не тела.

— Но Галина… она была мертва, Сэм.

— Значит, ее душа где-то еще. На суде.

Он пошел меж деревьев.

— Не повезло, но сейчас мы должны спасти тех, кого сможем, остальные души здесь…

— Нет, Сэм. Я не могу их бросить.

Он резко развернулся и шагнул ко мне.

— Одна из них мертва, Бобби. Ты сам сказал.

Он не злился, просто нервничал и был в недоумении.

— Без разницы. Ты не оставляешь солдата на поле боя, если можешь ему помочь. Ты это хорошо знаешь. Сможешь снова открыть проход?

Вот теперь он разозлился.

— Хочешь вернуться в музей? К Энаите?

— Просто открой проход, или что это там. Оксана и Галина должны быть где-то там. Может, мне и не придется возвращаться до конца. Может, они где-то… между мирами. Даже не знаю, что это может означать, но я должен их найти.

Он думал не больше секунды.

— Я не могу пойти с тобой, Бобби. Я обязан остаться с людьми Каиноса и помочь им.

— Знаю. Просто открой.

— Я не могу просто открыть его, иначе тебя перенесет обратно в музей. Попытаюсь открыть проход в другом месте. Но должен тебя предупредить. Я никогда не пытался делать такого. А после всего сегодняшнего даже не знаю, хватит ли силы…

Он поднял руку и закрыл глаза. Спустя мгновение передо мной появилась дрожащая вертикальная полоска света.

— Я не знаю, как долго я смогу это удерживать и куда именно ты попадешь. Надеюсь, это не швырнет тебя прямо…

— Даже не говори. Я все быстро выясню, в любом случае.

Я сделал последний быстрый вдох воздуха этого дивного нового и незнакомого мира. Почему моменты радости выпадают мне так редко и так ненадолго? Почему я сразу же теряю их, снова и снова?

— Держись, Сэм. Мы еще не проиграли. Помни наш девиз — смутить врагов!

Оставив позади Рай, я снова двинулся во свет.

На самом деле, я до сих пор не знаю, почему я попросту не очутился в кабинете Энаиты в музее, особенно учитывая, в каком состоянии был Сэм. Может, вселенная добрее ко мне, чем я думаю. Может, я не самый невезучий ангел в мире, может, иногда мне и везет, вот только я этого не осознаю. Как бы то ни было, открытая Перчаткой Бога на руке Сэма дверь не привела меня обратно на место смертельной схватки Энаиты и адского джема, и я благодарен судьбе за это. Очень благодарен.

В старину, когда люди верили (или хотели верить), что Солнце и планеты вращаются вокруг Земли, один из древних греков заявлял, что вселенной присуща музыка, что само существование всех вещей подчиняется законам космических звуков и что даже расстояние от Земли до Луны подчиняется закону «музыки сфер».

Позднее от этого отказались, особенно после заявления Галилея о том, что «Земля вращается вокруг Солнца, на том стою, и не могу иначе», а Ватикан ответил на это: «Мы напустим на твою задницу Инквизицию, если ты не заткнешься», Галилею пришлось сказать, типа, «Ладно, вы победили», но под нос он пробурчал: «А все-таки она вертится. Уроды».

В любом случае, я излагаю вам этот экскурс в историю, чтобы подготовить вас к тому, что я услышал, пройдя через открытую Сэмом дверь. Это была либо настоящая музыка сфер, либо очень убедительная ее имитация.

Я был окружен, вернее, окутан, не просто белым светом, но разновидностями белого света — не разных цветов, но разной яркости. И, пытаясь осознать, где я очутился, я услышал то, чего никогда не забуду.

Позволю себе вам напомнить, что я слышал хоры небесные на Небесах и вопли, исходящие из глубин Ада. Я не профан в этом. Но то, что я слышал, продвигаясь тогда сквозь свет, окружало меня, будто звук дыхания огромного существа, размером с галактику, и я не слышал такого никогда и нигде. Оно отличалось ото всех других звуков так, как день отличается от ночи. Звук был ниже самого низкого рокота, ниже моего порога слуха и восприятия, но я его чувствовал. Я находился посреди величайшего живого существа, будто став клеткой его тела — нет, будто я был одиночным электрическим импульсом в бесконечных нервах Всевышнего, Самого Бога. Звук, музыка, вибрации, как это ни называй, был вокруг меня, повсюду. А я был нигде и везде одновременно, и это было именно то, что мне было тогда необходимо.