Самоволка - Михаил Тырин

Он остановился на краю глубокого провала, на дне которого шумела быстрая вода. Продолжая удерживать брата онемевшими руками, опустил его ноги к земле. Теперь Борис почти стоял, хотя на самом деле висел на руках Степана, лицом к нему.

– Ты со мной? – спросил Степан, заглядывая ему в глаза.

Но глаза Бориса были закрыты.

– Брат, ты на минутку только в себя приди… – прошептал Степан.

Борис не отвечал. Если он и слышал Степана – то у него не было уже сил открыть глаза… и открыть Врата, наверное, тоже.

– Ну вот же как глупо, – сказал Степан, озираясь. – Придется на живых людях эксперименты ставить…

Он осторожно наклонился вперед – посмотрел в темную бездну провала. За спиной послышались изумленные восклицания кечвегов, но Степан не обратил на них внимания.

– Я рискну, – сказал Степан и, крепко прижимая к себе обмякшее тело брата, прыгнул в пропасть.

* * *

Небо перед глазами было серое и неприветливое. В ребра больно упирались крупные острые камни.

Степан не видел ничего, кроме безжизненного склона горы, заваленного мусором. Первую минуту он вообще не понимал, где находится. Помнил только падение, страх, вспышку света – а потом удар обо что-то мягкое и вонючее, кувырок вниз, долгое падение по пологому склону, бьющие по телу камни. Он еще пытался удерживать Бориса, но падение вырвало его из рук.

Потом Степан нашел в себе силы подняться. Наверху темнел на фоне неба дом, похожий на маленький дворец. Стало быть, все получилось. Врата выбросили Степана в сотне шагов от жилища Тимура… прямо на гору мусора. Спасибо тебе, плачущий проводник, что ты такой грязнуля…

Борис нашелся неподалеку. Он лежал с закрытыми глазами. И только шумное хрипящее дыхание говорило, что он пока жив.

– Ну, пойдем, братишка. Ты говорил, что эти люди – волшебники. Они нам помогут, так ведь?

Взвалив на себя обмякшее тело Бориса, Степан двинулся вверх по склону. Он не понимал, откуда у него еще берутся силы. Каждое движение давалось через боль.

Взмокший и трясущийся от изнеможения, он положил Бориса возле ворот. Несколько раз ударил по ним кулаком, но массивные бруски поглотили звук в себе. Тогда он взял булыжник.

– Эй, дурной, не ломай дверь! – закричал кто-то сверху.

На крыше дома замаячила фигура охранника.

– У меня раненый!

– Вижу! Стой тихо!

Почти сразу загрохотали засовы, тяжелая дверь открылась. Вышли двое – в черной форме, с короткими иностранными автоматами. Взяли Бориса, как мешок, понесли внутрь.

Степан шагнул было за ними, но его очень решительно остановили:

– Тебе нельзя!

Степан сел на траву, уронив голову. Он был полностью опустошен. Ни сил, ни мыслей, ни желаний.

Он так сидел долго – наверно, несколько часов. Иногда выключался, и в голове проносились какие-то тревожные, пугающие сны. Потом вновь открывал глаза, видя все то же серое небо, глухой забор, закрытые ворота.

Наконец стало настолько плохо, что не осталось терпения.

– Эй! – крикнул Степан охраннику, торчащему на крыше. – Принеси поесть! У меня есть золото.

Охранник некоторое время разглядывал его, словно раздумывал. Потом исчез из поля зрения.

Опять грохнули засовы на воротах. Вышел пожилой узбек в шелковом халате, в очках и легкомысленной желтой бейсболке. Он бросил перед Степаном пакет. Внутри была пластиковая бутылочка с минералкой и лепешка.

– Уезжай, русский. Тебе тут уже нечего делать. Утром отсюда пойдет машина. Садись на нее – и уезжай.

– Я не уеду, пока не узнаю, что с братом.

– Ну, дело твое. Хочешь, поменяю твое золото на доллары?

– Смотря по какому курсу.

– Тебе ли беспокоиться о курсе, бедолага? Какой скажу – за такой и возьмешь. Куда ты здесь с этим золотом? Не волнуйся, нормальный курс. Сколько у тебя золота?

Через несколько минут Степан избавился от увесистых кошельков с золотыми талерами Клондала. Теперь у него были доллары – пухлые пачки, перетянутые резинками. Всего оказалось почти двести пятьдесят тысяч, но никаких эмоций это не вызвало. Деньги и деньги…

Уже подступал вечер, когда ворота снова приоткрылись. Кто-то из охранников бросил перед Степаном армейскую плащ-палатку.

– Укройся, русский, ночью холодно.

Действительно, было холодно. И плащ-палатка мало спасала. Но в эту ночь Степан спал так крепко, как никогда не спал. Он отключился и выпал из мира. Ночь пролетела без снов и тревог.

Наступило промозглое туманное утро. Степан выпутался из-под отсыревшей плащ-палатки, кашляя и шатаясь. Сон почти не принес отдыха.

Вскоре грохнули открывающиеся ворота. С мягким ворчанием на дорогу выкатился грузовик с затянутым брезентом кузовом.

– Уезжай, русский, – сказал охранник. – Следующая машина только завтра будет.

– Что с моим братом? Я хочу его видеть.

– Не увидишь. Тимур сделал все, что смог. Как будет, так и будет. Уезжай. Ты здесь никому не нужен.

– Я не уеду, пока не увижу брата – живого или мертвого!

Охранник тихо и непонятно выругался. Потом что-то крикнул шоферу и ушел.

Степан сел на траву, закрыв глаза. Он услышал, как закрываются тяжелые ворота. Машина так и стояла на дороге, тарахтя двигателем.

Потом снова что-то грохнуло, заскрежетало – в воротах распахнулось небольшое смотровое окошко.

– Эй, русский! Ты хотел видеть брата…

Степан вскочил, бросился к окошку. Какое-то время метался взглядом по двору, пока не увидел Бориса. Тот сидел в кресле-каталке на крыльце дома. Выглядел он паршиво – осунувшийся, скрюченный, с серой кожей и потухшими глазами.

Но он все еще был живой. Над спинкой кресла нависала рамка из железных трубок. На ней свернулось клубком какое-то бесформенное существо с желто-розовой блестящей кожей. Его свисающие щупальца уходили Борису под одежду. Похоже, Тимур использовал один из своих таинственных методов, про которые упоминал Борис.

– Борька, держись! – закричал Степан. – Я здесь! Я вернусь за тобой!

В следующую секунду окошко с грохотом закрылось.

– Уезжай! – послышалось из-за ворот. – Сейчас уезжай!

В кузове грузовика Степан привалился к какому-то мешку и закрыл глаза. Изможденное тело требовало покоя.

Мелькнула мысль, что надо бы зайти в дом Амира – рассказать его близким, что и как произошло.

«Нет. – Степан затряс головой. – Сейчас не могу. Ничего не могу».

* * *

Степан сидел за столом на своей кухне и ел обычную вареную картошку с котлетами. Еще были соленые огурцы, зеленый лук, небольшой графин с водкой.