Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. Том II. 1802-1812 - Альфред Мэхэн

Была, однако, одна радикальная ошибка и в конечной цели Египетской или Восточной экспедиции Бонапарта. И эта ошибка заключалась в его расчете воздействовать названной экспедицией на Великобританию. Можно назвать, вместе с Ланфрэ, плодами расстроенной фантазии широкие проекты завоеваний и господства на Востоке, которые бесспорно наполняли ум Бонапарта мечтами о подвигах, способных соперничать с подвигами Александра и римских легионов. Необыкновенное, может быть, даже чрезвычайное воображение было одним из необходимых условий удивительной карьеры Наполеона. Что оно могло вводить его в большие ошибки и в конце концов привело к падению, было, может быть, даже неизбежным. Без такого воображения или без такого высокого его напряжения Наполеон мог бы умереть в своем дворце в преклонных годах и оставить трон своему сыну, если не династии. Но зато тогда его деятельность не отразилась бы такими мощными следами на событиях его века и на последующей истории. Этому воображению обязаны его «восточные замыслы», к которым автор настоящего труда, рассматривая их в смысле самостоятельных военных предприятий, конечно не позволил себе приложить эпитета «фантастические». Но, рассматривая Восточную экспедицию как удар, направленный против Великобритании, в ней нельзя не признать роковой ошибки, явившейся следствием скорее неверных логических соображений, предрассудка той эпохи, чем необузданного полета фантазии.

В вопросе об отношениях Индии к Великобритании Бонапарт вместе со всей современной ему Францией принимал следствие за причину. Для него, как и для Франции, обладание Индией и другими колониями было причиной благосостояния британцев, – так же как в позднейшее время, да и теперь, широкое распространение британской торговли казалось и кажется многим причиной богатства Великобритании и ее выдающегося положения среди других держав. Что доля истины есть в таком воззрении, этого никто не будет отрицать, но характер этой истины можно сравнить с утверждением, что повозка стоит впереди лошади, с принятием плода за дерево, цветка за растение. Такое заблуждение можно тем меньше извинить такой нации, как французская, потому что она имела в самой себе пример его опровержения. В самом деле, несмотря на то что она долгое время владела некоторыми из богатейших колоний в мире, Великобритания, при всех невыгодах своего положения, поглотила ее вест-индскую торговлю на территории этих колоний, точно так же, как и испанскую – во владениях испанцев. Великобритания в Вест-Индии не имела и десятой доли того, что имели Франция и Испания. Тем не менее она так высасывала богатство этих стран, что четвертая доля ее завидной торговли опиралась тогда на это богатство. Так было и в Ост-Индии. Великобритания высасывала богатство последней, благодаря энергии и коммерческому гению своего народа. Если бы мечты Бонапарта осуществились, и он действительно завладел бы Индией, Великобритания все-таки не была бы побеждена. Превосходная ветвь была бы оторвана от дерева и при падении своем увлекла бы на землю питавшиеся через нее плоды, но Наполеон не только преувеличивал количество этих плодов, а и не понимал жизнедеятельной силы корня, способности великого ствола отделять новые ветви. Если бы Бонапарт вырвал Индию из рук Англии и отдал бы ее Франции, то он затруднил бы британскую торговлю там, но не уничтожил бы ее. В ней, как в индийской смоковнице, появился бы новый отпрыск и достиг бы почвы в каком-нибудь новом месте, вопреки всем усилиям не допустить его к ней… Британская торговля «отказалась бы» умереть, как она отказалась сделать это позднее, сведя к нулю все усилия Континентальной системы Наполеона.

Сила Великобритании, можно сказать, лежит в ее торговле только потому, что последняя есть внешнее проявление мудрости и силы британского народа, не стесняемого никаким контролем, кроме контроля со стороны правительства и учреждений, по существу гармоничных с ним. В пользовании этими благами – в своей независимости и в неограниченном стремлении к благосостоянию – британцы обеспечены своим могущественным флотом. И пока эта броневая защита не пробита над сердцем британского организма, над самими Британскими островами, до тех пор Великобритания, хотя и не неуязвима, но непобедима. В самом деле, она может быть ранена, но не убита. Непонимание этого и было ошибкой Бонапарта. Его попытка похода на Индию стратегически была превосходным планом, как нападение на фланге неприятеля, центр которого был тогда слишком силен для него. Но в смысле широкого развития самостоятельной военной политики – направления оружия с истинной государственной мудростью – эта попытка была ошибочна. Она имела целью конечности организма, оставляя сердце не тронутым. Та же самая ошибка проходила красной нитью через карьеру Бонапарта, потому что, при всем своем гении, он все-таки был, как верно сказал Тьер, сыном своего века. Так, в свои последние годы он был вовлечен в борьбу, в которой ранил пятку Великобритании, а она разбила ему голову. Тем не менее его ошибка, несмотря на то, что он, бесспорно, был гением, едва ли должна вызывать удивление. После всей истории его карьеры, его никогда не ослабевавшего враждебного отношения к Великобритании, его неутомимой энергии, постоянно направлявшейся к уничтожению этого главного своего врага, – и после его неудачи мы все еще находим людей, утверждающих о слабости Великобритании вследствие уязвимости ее торговли. Зависимость ее от торговли и явная непрочность колониальных связей предсказывают неизбежность для нее роковой слабости в час испытания, – так думал Наполеон; так думаем и мы. Но ведь коммерческий гений британского народа не уничтожен. Парализовать это можно, только взяв ее за горло; никакой удар по пяткам не приведет ни к чему. Только завладение морскими подходами к Британским островам поведет к уничтожению силы державы, а для этого нужно парализовать силу британского флота противопоставлением ему или более многочисленного, или более «искусного» флота.

Вторжение флота Брюи в Средиземное море и его поспешное отступление оттуда, а также «воровское» возвращение Бонапарта в Европу были открытым признанием господства британского флота на этом море. Это предсказывало вероятное падение двух великих завоеваний французов – Египта и Мальты. Их спасение слишком близко касалось удержания Наполеоном своего личного авторитета и поддержки им веры в себя, чтобы допустить сомнение в том, что он хотел этого спасения и добился бы его, если бы мог. Его переписка наполнена рассуждениями по этому предмету и свидетельствует, что им были сделаны большие усилия, вероятно, настолько большие, насколько это было возможно при отчаянной борьбе с внешними врагами и внутренней неурядицей, в которую погружена была Франция. Все, однако, было бесплодно. Подробное повествование о потере Францией Египта и Мальты представило бы большой интерес как для военного, так и для непрофессионального читателя; но сущность его резюмируется в одном факте, которым предначертано было уже их падение: Франция потеряла всякую способность оспаривать обладание морем. С февраля 1799 года, когда небольшой фрегат вошел в Ла-Валетту, до января 1800 года ни одно судно французов не достигало этого порта. В последнем месяце посыльный бот вошел в Ла-Валетту с известием о возведении Бонапарта в звание Первого консула. Это событие, хотя уже и двухмесячной давности, еще не было известно гарнизону. 6 февраля адмирал Перре, служба которого в Египетской экспедиции и в Сирии так ценилась Бонапартом, отплыл из Тулона на 74-пушечном корабле, одном из тех, которые спаслись из Абукирской бухты, с тремя меньшими судами и одним большим транспортом. На этой эскадре были припасы и четырехтысячный отряд солдат для выручки Мальты. 18-го числа она встретилась с несколькими британскими кораблями, под непосредственным начальством Нельсона. Обменявшись с ними несколькими выстрелами, один из которых убил Перре, «Женье» и транспорты сдались силе, слишком превосходившей их для того, чтобы они могли сопротивляться. Остальные суда возвратились в Тулон.