Улыбка Афродиты - Стюарт Харрисон

В тот день, по возвращении в Вафи, после того как капитан Хассель избежал засады, подстроенной Меткасом, шофер на полной скорости вел машину по набережной. Солдаты в кузове крепко сжимали оружие, готовые в любой момент отразить нападение. Между ними сжался белый как полотно, перепуганный хозяин таверны. В кабине рядом с Хасселем сидела Юлия Заннас. Бледная, она смотрела прямо перед собой, стараясь не встречаться взглядом с людьми, которые попадались им навстречу и останавливались, чтобы поглазеть на них.

Доехав до особняка на набережной, где размещался штаб немецкого гарнизона, Хассель, с пистолетом в руке, выбрался из грузовика и стал отдавать приказы. Хозяина таверны увели и заперли в подвале. Солдаты, расхватав оружие, побежали занимать оборонительные позиции. В течение нескольких минут там, где только что царила мирная тишина, бушевал настоящий ураган активности. Весть о случившемся быстро разлетелась среди солдат, и теперь им казалось, что их окружают лишь ненависть и предательство. Они ответили замешанной на страхе враждебностью. Жители городка вдруг обнаружили, что на них направлены дула винтовок. Их грубо пихали и приказывали убраться с улицы и больше не высовывать носа – во избежание расстрела. Немедленно ввели комендантский час, и вскоре городок Вафи зловеще опустел посреди дня. Солдаты с тревогой ожидали, что вот-вот послышатся стрельба и грохот взрывов.

Когда до капитана Хасселя дошло, что ожидаемого нападения не будет, он начал продумывать варианты своих дальнейших действий. Долг солдата обязывал его выполнять приказы и доложить о заговоре штандартенфюреру Бергену на Кефалонии. Но для жителей острова последствия выполнения этого приказа будут слишком тяжелыми. В гарнизоне никто, кроме него, не знал, что Берген вскоре сам пожалует на военном корабле на Итаку, чтобы эвакуировать солдат и офицеров германской армии. Готовясь к этой операции, Хассель уже приказал собрать всех своих людей во Фрикесе. В инструкции отдельным пунктом стояло указание по пути заехать в монастырь Кафарон и забрать все иконы, статуи и любую мало-мальски ценную церковную утварь и вывезти во Фрикес.

Глядя во двор, Хассель стоял у окна в комнате, служившей ему кабинетом. Тяжелые раздумья одолевали его. Чуть поодаль, наблюдая за ним, тихонько сидела в кресле Юлия Заннас. «Какая она красивая! – думал молодой офицер. – Такой красивой я еще не видел ее! Но в глазах уже поселилась боль, и скоро она поймет, что натворила».

Сегодня утром он приехал к ней домой, чтобы попрощаться и сказать, что уезжает, но не смог. Иногда он мечтал о том, что, когда закончится война, вернется к ней. Хотя в Германии у него были жена и ребенок. Хассель чувствовал свою вину за то, что полюбил Юлию. Не хотел, но полюбил. Наверное, это прихоть, но перебороть себя не получилось.

Подойдя к Юлии, он опустился перед ней на колени, взял ее руку и приложил к своей щеке. Девушка робко и непонимающе взглянула на него.

– Я обязан тебе жизнью, – проговорил Хассель по-немецки: его греческого не хватило бы на то, чтобы выразить его чувства. – Ты сама-то понимаешь, что сегодня сделала?

Она не понимала, и он знал это. Но ему все равно необходимо было высказаться перед ней.

– Что же мне делать? – спросил он. – Если доложить о случившемся, штандартенфюрер Берген, без сомнения, прикажет нанести ответный удар.

Хассель знал наверняка, что так и будет. Берген приказал капитану «Антуанетты» открыть огонь по деревням соседнего острова. Много людей убило и ранило.

Но и не доложить об инциденте он, офицер германской армии, не мог. Об этом не могло быть и речи.

– А ты, Юлия… Что мне теперь с тобой делать?

Хассель ясно представлял, что Берген никогда не разрешит ему взять Юлию с собой. Но разве можно, после того что произошло, оставить ее здесь? Противоречия терзали его. Как он мог допустить, чтобы сложилась такая ситуация! Если бы он не дал развиться своим чувствам, если бы подумал не только о себе, но и о Юлии, ничего подобного не произошло бы. С той первой встречи, когда он увидел эту девушку, захватившую его мечты, он много раз пытался забыть ее. Он поддался иллюзии, что на Итаке нет войны и здесь все по-другому, а жители не считают немецких солдат захватчиками. Разумеется, он был не прав. И в глубине души всегда понимал это.

Хассель на мгновение положил голову на колени Юлии. Ее руки коснулись его лица, поднимая его. Она тихо произнесла несколько слов – он не понимал их, – и по щекам у нее потекли слезы. Он встал и, взяв ее за руки, поднял с собой и поцеловал ее в щеку. Она прижалась к нему, и он обнял ее. Нежный запах ее кожи, мягкие волосы, ее дыхание на его шее переполняли его чувства. Крепко прижимая ее к себе, он чувствовал биение ее сердца.

Уже совсем стемнело, когда Хассель спустился в подвал, куда бросили хозяина таверны. Он сидел, съежившись, в углу, было заметно, что его били, хотя и не очень сильно. Один глаз заплыл, щека поцарапана – вероятно, его швырнули на пол. Пленник испуганно смотрел на Хасселя.

Офицер повернулся к солдату, следовавшему за ним, совсем молоденькому, наверное лет семнадцати. Он еще даже не начал бриться.

– Что произошло с этим человеком? – строго спросил он.

– Упал, г-господин к-капитан, – заикаясь, ответил солдат, – к-когда мы его привели. Случайность.

– Потрудитесь проследить, чтобы таких «случайностей» больше не повторялось. Понятно? Мы – солдаты германской армии, а не войска СС.

– Слушаюсь, г-господин к-капитан.

Хассель подумал, что ругать солдат ему, в общем-то, не за что. Этот человек еще очень легко отделался: он старался напоить солдат вином, чтобы, когда появятся их убийцы, они не смогли дать достойный отпор. Тем не менее избиений больше не будет.

Второй солдат остался в коридоре. Еще один мальчишка в плохо подогнанной форме, с винтовкой, которая была почти с него ростом. Хассель вспомнил, что его фамилия Шмидт. Он уже немного говорил по-гречески. Лучше, чем он сам. Похоже, у парня неплохие способности к языкам. Хассель приказал ему войти.

– Скажи этому человеку, что я хочу знать имена руководителей группы, спланировавшей нападение на гарнизон. – Он строго посмотрел на хозяина таверны, надеясь, что его взгляд добавит веса словам, которые тому переведут. – И еще, если он не назовет этих людей, у меня не останется другого выхода, кроме как передать его в СС. Скажи, что там его будут пытать. Постарайся объяснить доходчиво. В конце концов мы все равно добьемся его признания. Но в отместку многие люди будут расстреляны. Убедись, что до него дошло. Мужчины, женщины и дети.

Хассель подождал, пока его слова переведут. Греческий язык солдата был не идеален, поэтому перевод занял много времени. По возросшему страху в глазах пленника стало ясно, что смысл сказанного он понял.

– Теперь переведи, – продолжал Хассель, – что, если он назовет имена руководителей и скажет, где они прячутся, даю честное слово, что никаких ответных действий не последует. Объясни ему, что я понимаю, о каком нелегком решении идет речь, но лучше пусть будут расстреляны несколько человек, которые знали, на что шли, чем несколько сотен невинных. – Помолчав, Хассель добавил: – У него есть один час, чтобы принять решение.