За горизонтом - Виктор Ночкин

— Дело будет такое, мастера десятники. Городишко этот завтра наш будет. Тамошнего графа в городе нет, он сейчас на севере, против нас с войском бунтовщиков идет. Ну а цеховые драться не хотят — зачем им? Но они желают, чтобы все честь по чести — чтобы стрелами перекинуться там, чтобы кровь, значит, пролилась. Ну а потом уж они ворота откроют и сдадутся императору светлому.

— Это зачем же? — Протянул один из десятников. — Сдались бы сразу по-хорошему. Зачем же людей-то попусту губить?

— Для порядка, — ответил сотник (он ждал этого вопроса). — Ежели кровь прольется — значит, они дрались и уступили силе. Им позора не будет. Ну нам господские дела ни к чему — нам свое исполнить требуется. Чтобы к завтрашнему утру каждый десяток имел по лестнице и по четыре плетеных щита. Либо дощатых. Лестницу понесете, а щитами будете прикрываться — со стен-то стрелы полетят. Лестница — пять метров. Щиты — сами разберетесь, какие требуются. Ежели у кого в десятке народ толстый, так побольше смастерите. И глядите — хотя драка не настоящая будет, а кому не посчастливится — того мертвым понесут завтра из-под стен. Сегодня вам ужин дадут перед вечерней молитвой, а после молитвы я пройдусь по десяткам — проверю, кто чего смастерил.

— Так ежели кого-то пристукнуть придется, — вдруг само собой вырвалось у Тоиля, — так городским в самый раз на стены ворье пойманное поставить, или еще кого ненужного… Да и нам бы…

— А ты соображаешь, — одобрил мастер Керт, — пойду, пожалуй, поговорю с господином канцлером…

— Эх, паря, — глядя вслед нарядному сотнику, протянул один из «коллег» Тоиля, — городским-то ты пособил…

— Так я ж… Я и нам хотел… — Тоиль едва не добавил «дядечка», но вовремя вспомнил, что он теперь — десятник и бывалый солдат.

— А о нас никто заботится не станет, даже ежели бы ты чего и про нас придумал, — заключил мужичок, — пойдем, что ли?

— Пойдем, пойдем, — кивнул другой, а то не сыщем из чего и лестницу-то смастерить…

И они разбрелись по своим десяткам, скорбно качая головами. Жаловаться на свою тяжелую судьбу и господскую злую волю эти мужики любили не меньше, чем гевцы, прежние земляки Томена. Впрочем, жизнь низшего сословия и впрямь была незавидной…

Материал для лестниц искать не пришлось — длинные лесины выдали всем, а со щитами пришлось поломать голову. Тоиль заставил своих подчиненных смастерить не четыре, а восемь больших щитов — чтобы восьмеро прикрывали двоих, несущих лестницу. Когда мужички уразумели, для чего все эти приготовления, то проявили недюжинное старание. Жить хотелось всем, хотя и было понятно, что когда придется вскоре повстречаться в чистом поле с кавалерией — шансов будет куда меньше. Сотник объявился под вечер, как и обещал. Почти не поглядев на приготовления своего войска к штурму, он отозвал в сторону Тоиля и, сияя как медный грош, объявил:

— Понравилось это твое предложение начальству. Ну я скрывать не стал, что это мы вместе с тобой придумали — так и сказал, мол вместе с десятником моим, с Тоилем, сообразили. Лучший, мол, десятник у меня… Начальство запомнит…

— Спасибо, мастер Керт, — поблагодарил сотника Тоиль, — премного благодарен вам за доброе слово…

На самом деле Тоиль остался равнодушен к похвале… Ну почти совсем равнодушен… Он думал о Ланте… Зато уж сотник Керт радовался за двоих… Да и то сказать — радоваться ему пришлось недолго. Он оказался одним из тех полутора дюжин бедолаг, которых сразили пущенные наугад стрелы и сложил голову во имя чести цеховых общин города, названия которого Тоиль так и не узнал. Ответным залпом гвардейские стрелки сбили со стены нескольких оборванцев (которых прямо-таки насильно вытолкнули из-за каменных зубцов защитники города) — и ворота отворились прежде, чем самые ретивые из гонзорских ополченцев успели приставить к стенам лестницы. А Тоиль стал сотником вместо геройски погибшего бастарда Керта…

* * *

Трельвеллин и Филлиноэртли одновременно приникли к узкой бойнице с двух сторон. Вдалеке на дороге показался разъезд — три всадника в кольчугах и фиолетовых плащах. Сейчас они, конечно, напряженно вглядываются в очертания Аривненского замка, гадая — что там, за стенами. Замок выглядит пустынным и разграбленным. Всадники пустили коней шагом, приглядываясь и прислушиваясь. Остановились. Один махнул рукой и дозорные, развернув коней, порысили обратно.

— Отлично, — прокомментировал Филлиноэртли, — они не рискнули проверять сами. Их старший решил просто доложить маркграфу, что вокруг замка чисто и эльфов не видать.

— По-твоему это хорошо? — Усомнился король.

— Еще бы! Теперь сюда пожалует его светлость маркграф Регель — и как раз попадет на постановку моей мистерии… Подождем полчасика.

Спустя полчаса на дороге показалась колонна сверкающей сталью кавалерии. Остановившись на порядочном расстоянии от замка, воины растеклись в ширину. Показались пешие стрелки. Важный сеньор в золоченых латах, осененный знаменем, махнул рукой. Повинуясь этому жесту несколько конников поскакали в деревню. Вскоре они вернулись в сопровождении трех сервов покойного сэра Грока. Крестьян подвели к начальнику — эльфы видели, что крошечные серые фигурки, упав перед важным сеньором на колени, быстро кланяются. Затем (когда каждый коленопреклоненный по несколько раз качнулся словно болванчик) крестьяне — все так же не вставая с колен — принялись указывать в сторону замка и по-видимому что-то объяснять.

— Сейчас, — объявил Филька, — они говорят военачальнику людей, что эльфы почти все вернулись на свой берег, разграбив замок. Что осталось лишь несколько.

— А может, они рассказывают ему весь твой хитрый план?..

— Нет. Мы же с ними договорились.

— Ты веришь их честности? Честности предателей?.. Эльфы скорее умерли бы, чем обманули своих братьев в таком деле.

— Они не эльфы. И сеньоры им — не братья. А я обещал им неприкосновенность.

Тем временем один из рыцарей повелительно махнул рукой и, видимо, что-то приказал — серые фигурки вскочили с колен и попятились, кланяясь. Затем повернулись и бросились наутек. А к замку направилось около десятка всадников.

— Войско не перестраивается, — заметил Филька, — значит, их начальник поверил.

Разведчики неторопливо приближались к распахнутым настежь воротам. Когда им оставалось проехать несколько десятков метров, Филька негромко свистнул — из замка выскочили семь эльфов и опрометью бросились к лесу. Всадники опешили от неожиданности и беглецы успели получить кое-какую фору. Но кавалеристы быстро сообразили — и пришпорили лошадей, устремляясь в погоню. Они орали и улюлюкали, нахлестывая коней — и почти сразу за ними спохватилась и оставшиеся у дороги всадники. Все разом — не соблюдая строя и забыв об осторожности — бросились следом за улепетывающими эльфами, спеша принять участие в потехе…

Филька стукнул кулаком в свою ладонь:

— Получилось! Получилось — теперь они в наших руках!

Действительно, бегущие эльфы достигли леса, лишь на несколько метров опередив погоню, всадники всей огромной толпой вломились в чащу следом… Они, разумеется, не подозревали, что на ветвях деревьев и в зарослях кустов их поджидает несколько сот эльфов с луками наготове. А в лесу закованные в сталь всадники лишались своих преимуществ перед нелюдями. Поэтому никогда опытные воины не сунутся в лес, где может быть засада эльфов — Филька мог по праву гордиться. Его замысел завершился полным успехом, сейчас Аллок Ллиннот и его воины легко расправятся с зарвавшимися кавалеристами. То есть «легко», конечно, относительно — но расправятся.