Генерал его величества - Андрей Величко

Так и оказалось. В результате ночной атаки «Нийтака» был утоплен, «Чихайя» поврежден. Одуванчик потерял все три торпедных катера и вынужден был сам утопить свой крейсер «Халзан», в прошлом скромно именовавшийся шхуной и носящий имя «Анюта», — самый мелкий корабль эскадры, но единственный, у которого торпедный аппарат смотрел не назад, а вперед. В общем, потеряв все катера и растратив все торпеды, Паша счел бой законченным и покинул место баталии, благо японцы не препятствовали. Далее его путь лежал в обход Японии и во Владик, однако этот путь должен был проделать уже не Черногорский флот Открытого моря, который, якобы разгромив главные силы Камимуры и тем самым оказав посильную помощь союзнику, направлялся обратно к месту своей основной работы, в Индийский океан, — нет, во Владик шла Вторая Тихоокеанская эскадра РИФ под командованием мичмана Одуванько.

Следующий день, а за ним и вечер я провел на борту готовой к немедленному выходу в море «Светланы», по мелочи проигрывая в карты генерал-адмиралу. Мы ждали вестей от «ракообразных». И наконец в пять часов утра дождались… «Светлана» сквозь клочья утреннего тумана направилась в открытое море, а я — спать в свою каюту.

А на следующий день я стартовал с находящейся у входа в Цусимский пролив «Светы» и, набрав четыре километра высоты, полетел вдоль этого пролива — к бухте Сасебо я собирался подойти со стороны моря. Самолету-снаряду такие эволюции не под силу, он полетит напрямую, через Фукуоку — авось не собьют по дороге, никакой ПВО на самих японских островах, судя по донесениям Собакиной, еще нет. Вот пролив кончился, и я заложил поворот на девяносто градусов влево. «Хорошая все-таки вещь дирижабль с фотоаппаратом, — думал я, рассматривая хорошо знакомые мне очертания бухты. — Так, что у нас там со снарядом?»

— Запуск успешный, — доложил оператор, — через двенадцать-тринадцать минут должен войти в зону контакта.

— Вниз посмотрите, — предложил я, — нормально получится с такой высоты наводить или мне еще немного опуститься?

— Попаду, — сказал оператор, поднимаясь с четверенек. Правда, некоторое сомнение в его голосе все же присутствовало, так что я решил снизиться до полутора километров.

— Есть контакт! — раздался голос у меня за спиной, — развернитесь носом на два часа! Так, чуть правее… как крикну, на пять и держите курс… давайте!

Ох, как красиво летела «кошка»! Мне удавалось парировать даже воздушные ямы, не говоря уж о точной выдержке курса, а краем уха я слушал азартные комментарии оператора:

— Так, вниз давай, еще чуть… левее… е-есть!!!

Я заложил крутой вираж, чтобы посмотреть вниз. Ничего особенного с высоты я не увидел, просто у южной стороны квадратика — дока — вспухало облако взрыва. Но у оператора было отличное зрение и бинокль с восьмикратным увеличением, поэтому он просветил меня:

— Точно в ворота! Их вообще снесло напрочь!

— Дядя, я «Конь», — ожили наушники, — мы на подходе.

— Работайте, истребителей противника нет, — разрешил я.

Две «кошки» свалились на крыло и с нарастающим воем помчались вниз. Кстати, сирены на пикировщики мы ставили вовсе не для психологического эффекта. Ведь когда пикируешь, надо точно знать свою скорость, но смотреть-то при этом требуется не на спидометр, а на цель! Так что по вою сирен летчик просто определял на слух скорость пикирования.

Самолеты отбомбились не по кораблям, во множестве стоящим в бухте, а по главному производственному корпусу верфи зажигалками. «Это хорошо, что тут любят строить из дерева», — подумал я, глядя вниз. Вот что-то мощно полыхнуло, как раз где стояло нечто вроде бы цилиндрическое — цистерна небось… А горит-то как хорошо, прямо душа радуется! Дым поднимался уже почти на километр.

— Второй — есть контакт! — отвлек меня от возвышенных размышлений голос оператора. — Курс три часа… так… боевой курс… есть!

— А этого куда? — поинтересовался я.

— Как положено — прямо между кораблем и стенкой. Там как раз зачем-то народ суетился…

«Теперь уже вряд ли суетится, — подумал я, глядя на дым внизу. — Ну ладно, нам пора — ждать второго прилета пикировщиков не обязательно, и без меня прекрасно справятся. И лететь к „Свете“ лучше напрямую, а то левый мотор что-то греется заметно сильнее правого…»

Мотор сдох за двадцать километров до посадки, но это было уже неважно, лететь оставалось всего ничего, вполне и на одном моторе сяду, приходилось уже.

Когда уже начинало темнеть, «Светлана» легла на обратный курс. Пикировщики сделали еще по три вылета, подожгли склады с углем и разнесли корабль, который посчитали плавмастерской. А теперь нам предстояла дорога в Порт-Артур…

Ведь как только японцы поймут, что сейчас наша авиация может дотянуться куда захочет — а не понять это после сегодняшнего веселья трудно, — они начнут делать выводы. Главный — снабжение по морю теперь безопасно только в нелетную погоду. Да и то не так чтобы очень, потому что есть еще и наши крейсера! А значит, генеральное наступление откладывать нельзя — или проводить его в ближайшее время, или вовсе от него отказываться! Вот только знать бы еще, куда они ударят. Вроде должны по Порт-Артуру, по данным разведки, там почти две армии — но вдруг! Поэтому Кондратенко и был теперь представителем канцлера в Мукдене.

Утром мы подошли к Порт-Артуру. Вообще-то один из вариантов плана предусматривал, что от места бомбежки я полечу туда своим ходом, но отказавший мотор поставил на нем крест, и генерал-адмиралу пришлось малость подработать извозчиком. Именно подработать — операция по бомбежке обошлась мне в семьсот пятьдесят рублей, проигранных генерал-адмиралу во время ожидания и на пути в бухту.

Выгрузив меня и «кошку», дядя адмирал уплыл, а я отправился навещать Макарова, лежащего в нашем поезде-госпитале. Деловой беседы не получилось, адмирал был еще слишком слаб, так что я просто пожелал ему скорейшего выздоровления от Гоши и от себя. Интересоваться ходом ремонта броненосцев я даже не стал — и так ясно, что в ближайших событиях они участия не примут, а до неближайших еще дожить надо… Вместо этого я заехал к племяннице.

Увидев меня, Маша хохотала минут десять, к вящему изумлению моей и ее охраны.

— Мюллер, блин, какой-то, — в голос ржала она, — неделю бомжевавший под платформой… Погон у тебя с какой стороны? И кто тебя надоумил под эсэсовский мундир водолазку натянуть? А на голове у тебя что? Это тебе кажется, что фуражка, а по мне, так оно больше панаму напоминает! Да когда же мне мой фотоаппарат принесут, в конце концов? Ой, не могу…

Результатом теплой встречи с родственницей стало то, что к Каледину я поехал не сразу, а сначала заскочил в свой поезд и переоделся в авиационный мундир. Действительно, новая форма по мне еще не обмялась, опять же требуются мелкие доделки… Не будем травмировать старых соратников непривычным внешним видом.

Но через день Маша сменила настроение на противоположное.

— Дядя Штирлиц, — заявила она прямо от двери купе, — я вами восхищаюсь! Позвольте взять назад все недостаточно учтивые слова, произнесенные мной позавчера исключительно от растерянности… Эта встреча стала для меня полной неожиданностью. Я, кстати, Гоше срочную радиограмму отправила — пусть хоть голову сломает, но найдет, чем таким этаким тебя наградить, небывалым… Потому как тридцать два миллиона за два неполных дня — это фантастика!