Рыцарь света - Симона Вилар

В церкви Темпла храмовники стояли плотной массой, но Артуру иногда казалось, что, когда епископ обращал взгляд на паству, он неизменно выискивал его. Это мешало юноше сосредоточиться на молитве, и он, прячась за спинами рыцарей, осторожно отошел в сторону и оказался перед могилой недавно погребенного тут Эдгара Гронвудского. Артур долго смотрел на нее, словно она могла вызвать в его памяти образ человека, которого он должен был знать. И опять навалились вопросы: зачем он приезжал к барону Эдгару? что их связывало? почему он взялся защищать этого изменника, сражался за него и едва не погиб? Ранее он пытался вызнать это у Ричарда Гастингса, но тот всякий раз уходил от ответа. А ведь гибель барона Эдгара, как понял Артур, опечалила тамплиера. Он отзывался о нем с неизменной почтительностью и теплотой, говорил, что некогда тот состоял в рядах рыцарей Храма и сделал для ордена очень много.

Артур размышлял об этом на протяжении всей мессы, и позже, когда по окончании службы большинство рыцарей уже покинули церковь, он остался стоять над могилой убиенного барона.

— Ты пытаешься вспомнить его? — услышал он рядом негромкий голос Ричарда Гастингса.

— Пока безуспешно.

Они были одни, только у самого выхода в Темпл все еще стояли несколько переговаривавшихся храмовников.

Сэр Ричард сказал, что для Эдгара Гронвудского великая честь быть погребенным в новом храме ордена. Но тамплиеры всегда заботятся о своих. К примеру… Видел ли Артур большой свинцовый гроб, подвешенный на цепях в саду прецептории? Там покоится мятежный граф Мандевиль, который тоже некогда был собратом ордена и немало сделал для того, чтобы братья ордена Храма расширили свое влияние в Англии. И это при том, что сам Мандевиль был человеком отнюдь не святым: смутьян и разбойник, человек, разрушавший монастыри и убивавший священнослужителей. За это его отлучили от Церкви. Но даже после его гибели братья отплатили ему за то добро, какое Мандевиль принес им. Они востребовали его тело и подвесили на цепях, между небом и землей, то есть между раем и адом, и неустанно молятся за его душу.

— Так что мы являемся настоящим братством, — твердо произнес Гастингс. — И ты, как один из неофитов[58], собирающихся вскоре принести обет, всегда будешь под нашим покровительством.

Артуру почему-то вспомнилось, с каким подозрением смотрел на него епископ Винчестерский. Но пока он под защитой ордена, ему и впрямь ничего не угрожает.

— Я ценю, что мне выпало счастье оказаться под покровительством братства. Но вот достоин ли я и в самом деле надеть белую мантию с крестом? Ни вы, ни я не ведаем, что было в моем прошлом. И к тому же, — тут он цинично усмехнулся, — вы ведь в курсе, где и с кем я провел эту ночь.

Гастингс медленно кивнул.

— Да, я посылал за тобой человека и знаю, что ты был с женщиной. Она недавно приехала в Лондон, ее зовут Ависа. Но знаешь ли… Порой мы позволяем членам ордена подобные свидания, если этого требует их плоть. Мы называем это «попущение Божье». А ты… Ведь командор Осто встречал тебя ранее, причем именно тут, в Темпле. Тогда у тебя тоже было свидание с женщиной, хотя ты, будучи госпитальером, как и мы, дал обет целомудрия! И Осто посчитал, что если ты станешь нашим собратом, то выполнить этот обет тебе будет тяжелее всего.

— Наверное, он прав, — негромко отозвался Артур, ни на миг не усомнившись, что встречался в Темпле именно с Ависой. И вдруг вспомнил ее, какой она была этой ночью: неутомимой в любви, страстной, ласковой, нежной… Вспомнил, как она сидела нагая на смятых простынях с ниспадающими на тяжелые груди прядями смоляных волос. И его плоть сразу отозвалась на это видение.

— Сэр Ричард, — повернулся он к сенешалю, — вы многое сделали для меня. Я вам обязан и жизнью, и своим нынешним положением. Но пока что вы единственный, кто желает моего вступления в орден Храма. Хотя для вас я по-прежнему чужак, бывший госпитальер, перебежчик.

— Это не так! — Гастингс поднял руку, прерывая его. — Поверь, командор Осто де Сент-Омер всерьез относится к твоему вступлению в орден. Даже когда епископ Генри высказал сомнения на сей счет, сэр Осто заверил его, что такие умелые воины, как ты, очень нужны нашему братству. Особенно сейчас.

И он поведал, что тамплиеры недавно получили стратегически важную крепость в Газе на юге Палестины, но там прискорбно мало людей, поэтому английские братья должны в самое ближайшее время отправить туда партию новобранцев, в которую намеревались включить и Артура. Гастингс говорил это взволнованным тоном человека, пекущегося о защите Гроба Господнего, для него все это было неимоверно важно, однако Артур думал совсем об ином. Помедлив, он прервал своего патрона:

— Найдутся и иные храбрецы, которые возьмут на себя заботу о крепости в Газе. Я же… Я ведь знаю, что неофиты перед вступлением в братство дают клятву, что не оставляют в миру обязательств, какие позже могут отвлечь их от службы. И вышло так, что я не могу поклясться Господом и Девой Марией, что покидаю мир со спокойной душой. Поэтому мне лучше уйти из ордена. Простите, милорд, если обманул ваши надежды. Именно ваш пример побудил меня возжелать стать тамплиером, именно вам мне следует покаяться, что это было преждевременное решение, и дать пояснения. Я оставляю орден потому, что должен разобраться со своим прошлым и обязан жениться на женщине, которой я обещал это сделать и которая родила от меня ребенка. Ибо у мальчика должен быть отец. Это очень важно.

Пока он говорил, лицо тамплиера становилось все суровее.

— Ты это точно решил? Подумай, стоит ли эта Ависа того, чтобы отказаться от высокой службы в защиту Гроба Господнего?

В том, как он произнес «эта Ависа», Артур уловил нечто презрительное. Его это возмутило. Он сказал, что уже все обдумал, что не переменит решения и намерен обвенчаться с упомянутой дамой в самое ближайшее время. Даже просит благородного Ричарда Гастингса присутствовать на его свадьбе. Позволяет ли устав храмовников присутствовать на чужой свадьбе?

Сэр Ричард кивнул. И вдруг сказал:

— Тебе о чем-то говорят имена Метью и Рис?

Артур вздрогнул. Было что-то столь знакомое…

— Метью? Он случаем не монах?

— О, ты начал вспоминать? Тогда я скажу тебе кое-что. Когда ты уже шел на поправку, этот монах-бенедиктинец приходил в нашу комтурию в Колчестере и справлялся о тебе. Но не у меня. Доведись нам встретиться, я бы непременно расспросил его о твоем прошлом. Однако брат-привратник, с которым беседовал Метью, попросту сообщил ему, что ты набираешься сил и после выздоровления намерен стать одним из нас. На что монах ответил, что, видимо, такова воля Господа. А еще просил передать, что Рис идет на поправку и скоро они уедут к себе.

— Куда это — к себе?

Гастингс лишь пожал плечами и направился к выходу. Он не стал больше переубеждать этого странного рыцаря, неизвестно откуда возникшего и неизвестно куда идущего. Это его воля, а насильно в орден никого не тащат. Надо либо признать свой долг, либо отказаться от него. А то, что выбрал Артур… Гастингс не стал убеждать его, что это путь к бесчестью.