Таллиннский переход - Игорь Львович Бунич

бы группе армий отражать атаки противника на центральном направлении на таком рубеже, оборона которого потребовала бы минимального расхода сил. Решение выдвинуть левый фланг группы армий «Центр» на возвышенность у Торопца и сомкнуть его с правым флангом группы армий «Север» остается без изменений.

4. Захват Крымского полуострова имеет первостепенное значение для обеспечения подвоза нефти из Румынии. Всеми средствами, вплоть до ввода в бой моторизованных соединений, необходимо стремиться к быстрому форсированию Днепра и наступлению наших войск на Крым прежде, чем противнику удастся подтянуть свежие силы.

5. Только плотная блокада Ленинграда, соединение с финскими войсками и уничтожение 5-ой русской армии создадут предпосылки и высвободят силы, необходимые для того, чтобы согласно Дополнению к директиве №34 от 12.08 можно было предпринять успешное наступление против группы войск Тимошенко и разгромить их.

Рейхсканцлер Германии и фюрер немецкого народа Адольф Гитлер».

Читая директиву, Шапошников непроизвольно подчеркнул красным карандашом ее 5-ый параграф. Даже не верится! Гитлер сам подписался под провалом блицкрига. Какая ошибка! Прекратить операции на главном стратегическом направлении и загнать лучшие силы армии в тупики Ленинграда и Севастополя. Дать нам в самый критический момент минимум две недели, чтобы мы могли очухаться и подвести резервы. Главное — на центральном направлении немцы переходят к обороне. Левый фланг группы «Центр» уходит на северо-запад. Ленинград и Киев становятся ключевыми форпостами нашей обороны.

Надо немедленно подсказать Сталину правильное решение. Он, конечно, также получил копию директивы Гитлера. Но прочел ли он её и правильно ли прочел? Понял ли он, что немцы не в силах «поднять» столь огромный фронт? Что время работает не на них? Что они совершают, может быть, первую, но очень серьезную стратегическую ошибку, в которую он, Шапошников, никогда бы не поверил, если бы не имел собственной информации о том, что Гудериан начал крупную перегруппировку. Скопление эшелонов и мероприятия железнодорожных войск противника говорят о предстоящем крупном перемещении войск противника из-под Ельни, Смоленска и Гомеля на юг. На Киев, конечно! Кажется, англичане на этот раз не соврали!

25 августа 1941, 16:00

Шапошников взглянул на часы. Четыре часа. Обычно Генштаб докладывал Сталину обстановку в семь часов вечера. Маршал снял трубку красного телефона — прямого телефона в приемную диктатора — и, услышав хрипловатый голос Поскрёбышева, сказал: «Александр Николаевич, не может ли верховный принять меня где-нибудь в течение часа. Есть важные новости». Поскрёбышев ответил, что доложит и позвонит.

Не успел начальник Генерального штаба повесить трубку, как раздался звонок телефона его внутренней связи. Докладывал старший дежурной группы адъютантов. Его, Шапошникова, хочет видеть нарком ВМФ адмирал Кузнецов. «Просите», - сказал маршал, поморщившись. Высокая, ладная фигура адмирала выглядела сегодня какой-то согбенной и мешковатой. Лицо бледное, лихорадочный, больной блеск глаз. Адмирал робко вошел в кабинет начальника Генштаба и остановился у дверей.

Катапультированный волной небывалого террора на самую вершину военной иерархии, адмирал Кузнецов до конца своих дней сохранил психологию младшего офицера. Перед чванливыми сухопутными маршалами он робел, как солдат-первогодок перед старшиной. Став адмиралом флота Советского Союза, то есть тем же маршалом, он никогда не чувствовал себя равным среди сухопутных коллег, относившихся к нему с некоторой смесью покровительственной презрительности, а к возглавляемому им флоту — как к чему-то совершенно ненужному и несерьёзному.[15] Шапошников взглянул на нерешительно мнущегося у дверей наркома:

- «Ну, что вы стоите, голубчик? Проходите, садитесь. Что случилось?»

Адмирал присел на кончик стула, готовый вскочить по первому движению маршальских бровей.

- «Товарищ маршал, - начал нарком ВМФ ,— тут вот какое дело... Таллинн надо срочно эвакуировать. А то катастрофа будет. Погибнут там все...»

Шапошников взглянул на карту. Что там у нас в Таллинне? Один корпус 8-ой армии. Лишний корпус, конечно, сейчас под Ленинградом не помешает. Но одним корпусом больше, одним меньше. Тем более, что там уже осталось от этого корпуса?

- «Не горячитесь, голубчик, - участливо сказал он Кузнецову. - Какая там катастрофа? Пусть держатся, сколько могут. Нельзя сейчас дать немцам возможность сконцентрировать все силы под Ленинградом. Что вы так разволновались?»

Адмирал облизал пересохшие губы:

- «Флот, товарищ маршал!.. В Таллинне лучшие силы Балтийского флота. Все корабли погибнут там, если не дать срочного приказа об эвакуации...»

Начальник Генерального штаба развел руками:

- «Флотские дела, голубчик, меня не касаются. Это вы сами распоряжайтесь. Вам и карты в руки. Считаете, что флот необходимо оттуда убрать, убирайте. Ваши корабли под Ленинградом скоро очень пригодятся. А с армией мы тут сами разберемся».

- «Так вы разрешаете убрать из Таллинна флот?» - спросил Кузнецов.

Маршал пожал плечами:

- «Как я могу вам что-либо разрешать или запрещать? Флот вам подчиняется. Вы и распоряжайтесь».

- «Но флот подчиняется не мне, а главкому Северо-западного направления. А тот разрешения на эвакуацию не дает», - с отчаянием в голосе почти крикнул адмирал Кузнецов.

- «Верховному докладывали?» - поинтересовался Шапошников.

- «Так точно, - ответил нарком ВМФ,- докладывал. Вчера докладывал».

- «И что он?»

Нарком ВМФ снова облизал губы:

- «Товарищ Сталин приказал, что решение об эвакуации должен принять товарищ Ворошилов. А тот...»

- «Так что же вы хотите от меня, голубчик?»

- «Товарищ маршал, - скороговоркой, как будто боясь, что ему не дадут договорить, выпалил Кузнецов,- доложите товарищу Сталину, что нужно эвакуировать и флот, и гарнизон. Ведь гарнизон уже наполовину из моряков состоит. Всех эвакуировать, потому что, если уйдет флот, город и часа не продержится. А флот погибнет, без всякой пользы погибнет. Товарищ маршал, доложите товарищу Сталину. Пусть он прикажет...»

Шапошникову казалось, что адмирал сейчас разрыдается. Эка трагедия — флот погибнет! Страна гибнет, а он о флоте беспокоится. Интересный человек. Шапошников внимательно взглянул на Кузнецова:

- «Хорошо. Идите к себе. Я доложу Верховному».

25 августа 1941, 16:45

Маршал Советского Союза Шапошников покорно поднял руки. Офицер НКВД с петлицами капитана широкими, плоскими ладонями привычно быстро ощупал все карманы маршальского мундира, прошелся по галифе. Другой офицер просмотрел папку и карты.

В ярко освещённом коридоре, ведущем к кабинету Сталина, через каждые десять метров стояли часовые в форме офицеров НКВД, вооруженные револьверами в раскрытых кобурах. Поговаривали, что пули этих револьверов покрыты слоем цианистого калия. Любое, даже самое легкое, ранение вызывало мгновенную смерть. Ходил слух, что больше всех боялся этих молодцов сам Сталин, убежденный, что именно кто-нибудь из них когда-нибудь пристрелит его самого. Логика была простой: