Иоанн III Великий: Ч.3 - Людмила Ивановна Гордеева

улыбнулся Аристотель, видя напряжённые лица попутчиков. — Здесь всё надёжно и продуманно, ничего не упадёт, не рухнет, посторонние сюда проникнуть не смогут. Этот грот предназначен для тайника, тут смогут, в случае беды, переждать некоторое время до сотни людей, я и вентиляцию тут устроил. А галерея, как мы и договаривались, ведёт в Тайницкую башню. Оттуда сюда мы соорудили такой же секретный вход, куда постороннему проникнуть будет непросто. К тому же там постоянно стоит стража. А далее, из башни, мы уже прокладываем тоннель в Замоскворечье, так что при осаде можно будет уйти из крепости за город. Чуть дальше, — мастер показал рукой в сторону темнеющей галереи, и пламень его свечи заколебался, по стенам пробежали громадные тени, — там есть ход к великокняжеским хоромам, и там я тоже устроил тайник для книг и ценностей. Сейчас поглядим или позже?

— Потом, успеется, когда всё будет готово, — заторопился Иоанн, подавленный темнотой, прохладной сыростью и непривычной подземной тишиной. — Молодец, хорошо всё придумал. Только не забудь нужным людям, в том числе протопопу храма, объяснить, как входить сюда, где камень твой секретный установлен.

— Непременно, — засмеялся весело Аристотель, — всем, кому прикажешь, могу показать и рассказать.

— Владыку нашего не забудь ознакомить, ему эти подвалы заполнять, — кивнул государь на притихшего Геронтия. — А ты сам-то знаешь секрет? — спросил он Ховрина.

— А как же, — ответил тот уверенно, — мы ж вместе его и сотворили!

Когда вернулись в подвал, Иоанн внимательно поглядел, как архитектор закрыл тайный ход, прикрыв за собой дверь, замаскированную под обычную кладку белого кирпича, которым были отделаны все стены. Замкнул её нажатием такого же кирпича. Дверь аккуратно встала на место.

— Молодцы, мастера, — искренне восхитился Иоанн. — Работайте дальше. Дело нужное!

Повернулся и быстрее направился наверх, по лестнице, в тепло, на яркий солнечный свет.

Москва начала готовиться к торжеству, к освящению нового кафедрального храма Успения Богородицы.

Святители земли Русской начали съезжаться на праздник загодя, останавливались, как правило, в собственных подворьях, отдыхали, а затем принимались решать неотложные дела, коих в великокняжеском городе у каждого из них было предостаточно. Из епархиальных владык не приехали лишь Коломенский епископ Никита — по болезни, да Рязанский Феодосий: накануне он отпросился со своей кафедры по немощи и отправился доживать век в Троице-Сергиев монастырь. Не приехал и Новгородский Феофил.

Но более всего насторожило Иоанна, что не приехали его родные братья Андрей Горяй да Борис. Вспыхнувший минувшей зимой в Новгороде конфликт удалось с помощью матушки Марии Ярославны затушить — она подарила в утешение своему любимцу Андрею Горяю собственные земли. Но уголёк недовольства среди братьев продолжал тлеть, раздражение их росло по мере того, как появлялись новые факты самоуправства Иоанна. Накануне он приказал Борису выдать ему перебежавшего от него боярина Оболенского-Лыку. Этот Лыка, будучи назначен Иоанном в Великие Луки наместником, проворовался, пограбил жителей. Они пожаловались государю, и тот решил наказать виновного. Но Оболенский бежал к князю Борису Волоцкому.

По старинному праву бояре могли переходить на службу от одного князя к другому. Но на деле великий князь давно уже лишил своих подчинённых этого права. Ослушников ожидали суровые наказания вплоть до лишения свободы и жизни. Однако сам он охотно принимал на службу слуг от других князей, в том числе и от великих князей Литовского и Тверского, не говоря уж об удельных. Князь Борис Волоцкий заупрямился и отказался выдавать брату Оболенского, выделил тому земли для проживания в своём уделе. Тогда по приказу Иоанна Лыку выкрали прямо из его имения и доставили в Москву, где он тут же угодил в темницу. Борис Васильевич решил не спускать государю этого самоуправства, послал гонцов к Андрею Угличскому, спрашивая, что можно предпринять, не объединиться ли им с Новгородом, со всеми недовольными Иоанном?

В результате ни Андрей, ни Борис Васильевичи, ни Феофил Новгородский не явились на освящение нового соборного храма Успения Богоматери.

Но и без них торжества прошли на славу. В этот день, 12 августа 1479 года, в четверг, по всей Москве с утра звонили колокола. Великий князь повелел раздать милостыню не только нищим, но и всем окрестным монастырям, храмам. Сияние и блеск первосвятительских нарядов на соборной площади создавали в народе особый благоговейный и праздничный настрой. Сюда, в преименитый град Москву, съехались все знатные граждане со всех концов земли Русской. Семь лет и четыре месяца ждали русские люди этого великого события. С того самого момента, как была разобрана старая соборная церковь, поставленная ещё митрополитом Петром. И вот дождались! Новый храм был завершён. В нём ещё пахло краской, ещё не полностью были расписаны его стены, но готов был уже иконостас, установлены главные храмовые иконы, уже радовали яркими красками замечательные Дионисиевы фрески, полностью раскрывающие сущность события, в честь которого и должен был освящаться храм. Он уже поражал русичей непривычными им великими своими размерами, величием, красотой, светлостью и замечательной акустикой. Митрополит Геронтий чувствовал себя именинником и центром всех торжеств. Сам вёл службу, сам отдавал распоряжения, не считаясь с Иоанном и не спрашивая ни в чём его совета, подчёркивая лишь свою великую заслугу в том, что великая стройка завершена. Естественно, крепко досадил своим поведением государю.

На торжестве рядом с Иоанном стоял его сын и соправитель Иван Иванович Молодой. После праздничной службы в великокняжеских палатах был устроен званый обед. Гости поважнее — митрополит, епископы, бояре и прочие вельможи пировали вместе с государем в его средней горнице, в трапезной палате. Народ попроще, члены собора, дети боярские ели-пили на его же дворе, в Брусяной избе. Однако кормили всех одинаково: с одной поварни, одними разносолами, не жалели ни икры, ни мёду креплёного, ни заморских вин — белых и красных.

Андрей Меньшой, как и два других великокняжеских брата, на освящении храма и на званом обеде отсутствовал: сказался больным. Иоанн даже заподозрил его в сговоре со средними братьями. Но матушка Мария Ярославна подтвердила, что Андрей действительно занемог: простудился и лежит в жару.

Иоанн не забывал своих обид, и уже за столом, имея зуб на митрополита Геронтия и не желая видеть его слишком уж торжествующим, нашёл способ его уесть.

— Богомолец мой, — обратился он к сидевшему рядом с ним владыке, всё ещё переполненному самодовольством, — а скажи мне, отчего это ты во время освящения храма вёл крестный ход вокруг собора против солнца — от запада к востоку? Сдаётся