Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра - Джеймс Клавелл

– Хейя?

– Я знаю про «Лотосовое облако». Да. И про людей, капитанов. Думаю, клиперов было девятнадцать, а не двадцать. Но я ничего не знаю про троих мальчиков. А что касается «Лотосового облака», разве мой предок обещал не нападать на корабль после его передачи?

– Нет. О нет, тайбань, нет, он этого не обещал. Зеленоглазый Дьявол был умный, очень умный. То, что У Квок погиб, это джосс. Мы все должны умереть. Это судьба. Нет, Зеленоглазый Дьявол выполнил свою договоренность. Слабак Кулум тоже выполнил его договоренность. Выполнишь ли ты его договоренность? – И Четырехпалый У разжал кулак.

В нем лежала половинка монеты.

С замирающим сердцем Данросс бережно взял ее. Оба хакка впились в него глазами, как змеи, он просто физически ощущал их взгляды. Пальцы у него чуть подрагивали. Половинка монеты была такая же, как и те, что хранились в Библии Дирка, упрятанной в сейф в Большом Доме. Их оставалось две, двух, оплаченных, уже не было, в том числе половинки У Квока. Прилагая невероятные усилия, чтобы пальцы не тряслись, Данросс вернул реликвию. Рука Четырехпалого дрожала, когда он брал ее, но старик не обращал на это внимания.

– Возможно, настоящая. – Голос Данросса звучал как-то странно. – Проверить надо. Откуда она у тебя?

– Она настоящая, конечно, ети его, настоящая. Ты признаешь, что она настоящая?

– Нет. Откуда она у тебя?

Четырехпалый достал сигарету и закурил. Потом прочистил горло и сплюнул.

– Сколько монет было в самом начале? Сколько прославленный мандарин Жэнь-гуа дал Зеленоглазому Дьяволу?

– Точно не знаю.

– Четыре. Их было четыре.

– А-а, одна была у твоего славного предка У Квока, она оплачена – обещание выполнено. С какой стати великому Жэнь-гуа давать ему две? Невозможно. Значит, эта украдена. У кого?

Старик вспыхнул, и Данросс подумал, не зашел ли он слишком далеко.

– Украдена или нет, – сплюнул старик, – ты предоставляешь услугу. Хейя? – (Данросс продолжал неотрывно смотреть на него.) – Хейя? Или честь Зеленоглазого Дьявола перестала быть честью Благородного Дома?

– Откуда она у тебя?

У молча смотрел на него. Потом затушил сигарету о ковер.

– Почему Зеленоглазый Дьявол согласился на четыре монеты? Почему? И почему поклялся своими богами, что он и все, кто ему наследует, сдержат его слово, хейя?

– За другую услугу.

– А-а, тайбань, да, за услугу. Ты знаешь, что это за услуга?

Данросс смотрел на него так же пристально.

– Досточтимый Жэнь-гуа одолжил тайбаню, моему прапрапрадеду, сорок лаков серебра.

– Сорок лаков – четыре миллиона долларов. Сто двадцать лет назад. – Старик вздохнул. Щелочки глаз стали еще уже. Пол Чой сидел, не двигаясь и не дыша. – Попросил ли Досточтимый Жэнь-гуа какой-нибудь документ? Долговую расписку с печаткой твоего знаменитого предка и с печаткой Благородного Дома?

– Нет.

– Сорок лаков серебра. Ни документа, ни печатки – только на доверии, хейя?

– Да.

Беспалая рука старика вынырнула по-змеиному и сунула половину монеты в лицо Данроссу.

– Половина монеты – делать услугу. Кто бы ни просил. Я прошу.

Данросс вздохнул. Через некоторое время он нарушил молчание:

– Сначала я примеряю половинку к половинке. Потом убеждаюсь, что металл здесь такой же, как и металл там. Потом ты говоришь, какая услуга. – Он хотел было взять половинку монеты, но Четырехпалый стремительно сжал кулак и убрал руку. Здоровым большим пальцем он махнул Полу Чою. – Объясняй! – приказал он.

– Прошу прощения, тайбань, – начал Пол Чой по-английски. Ему было ужасно не по себе из-за духоты и витавшего в каюте дьявольского духа. «И все из-за какого-то обещания, данного двенадцать десятилетий назад одним пиратом другому. Причем оба были убийцы, головорезы, если верить всем рассказам про них хотя бы наполовину». – Мой дядя хочет, чтобы я объяснил, как ему желательно это сделать. – Он старался, чтобы голос звучал ровно. – Он, конечно, понимает, что у вас могут быть сомнения и вам хочется быть уверенным на тысячу процентов. Но в то же время он не склонен расставаться с половинкой монеты именно сейчас. Пока он так или иначе не убедится, он…

– Вы хотите сказать, что он мне не доверяет?

В словах этих прозвучала такая злость, что Пол Чой вздрогнул.

– О нет, сэр, – быстро возразил он и перевел слова Данросса.

– Конечно, я доверяю тебе, – криво улыбнулся У. – Но доверяешь ли ты мне?

– О да, Старый Друг. Я очень доверяю. Дай мне половинку монеты. Если она настоящая, я, тайбань Благородного Дома, сделаю то, что ты попросишь, – если это возможно.

– Удовлетворяется любая просьба, все, что я ни попрошу! – опять вспыхнул старик.

– Если возможно. Да. Если половинка монеты настоящая, я оказываю услугу, если нет – возвращаю ее. Кончено.

– Нет, не кончено. – Четырехпалый махнул Полу Чою. – Заканчивай ты, быстро!

– Мой… мой дядя предлагает следующий компромисс. Вы берете это. – Молодой человек вынул плоский кусок воска. На нем было три отдельных отпечатка той самой половинки. – Вы сможете сличить другую половинку с этими отпечатками, сэр. Края достаточно остры, чтобы вы могли убедиться, почти убедиться. Это первое. Если результат вас устроит, мы отправляемся в правительственную пробирную палату или к музейному куратору и просим сличить две половинки монеты в нашем присутствии. Тогда мы узнаем, подлинная половинка или нет, в одно и то же время. – Пол Чой обливался потом. – Вот что говорит мой дядя.

– Одна из сторон без труда может подкупить человека, который будет проводить экспертизу.

– Конечно. Но перед встречей с ним мы перепутаем половинки. Мы будем знать, которая наша, вы – которая ваша, а он нет, а?

– На него можно оказать нажим.

– Конечно. Но если мы… если мы сделаем это завтра, и если У Сан дает вам слово, и вы даете ему слово, что никто не будет пытаться что-то подстроить, все получится. – Молодой человек вытер пот с лица. – Господи, как здесь душно!

Данросс задумался. Потом обратил холодный взгляд на Четырехпалого.

– Вчера я просил об услуге, ты сказал «нет».

– Эта услуга – дело другое, тайбань, – тут же отреагировал старик. Язык у него так и выскакивал, змеиное жало. – Это не то же самое, что старинное обещание и возвращение старого долга.

– Ты спрашиваешь своих друзей о моей просьбе, хейя?

У закурил еще одну сигарету. Голос его зазвучал резче:

– Да. Мои друзья обеспокоены насчет Благородного Дома.

– Если нет Благородного Дома, нет благородной услуги, хейя?