Принц Густав. Выжить и победить - Маргарита Полякова

По моим наблюдениям, дар речи он потерял сразу же. И то, что из его невнятного бормотания моя дочь поняла-таки, кто он такой и как его зовут, заслуга вовсе не русского царевича, а предварительной подготовки. Раз уж я не мог повлиять на брак своего сына, то хотя бы своим дочерям хотел дать возможность присмотреться к будущим женихам.

Анне в Норвегии было проще. Там организовалась целая толпа претендентов, и местные старейшины устроили диспут, решая, по каким критериям отбирать кандидатов. Лаялись года три, пока я не пригрозил, что займусь выбором сам. Иначе дочь вообще в девках останется! Сама Анна ни к кому конкретному не склонялась, наслаждаясь боями за свою руку и сердце.

Но, кого бы не выбрала моя старшая дочь, Норвегия останется под властью Швеции. А вот с Ливонским королевством было сложнее. Я хотел, чтобы оно оставалось максимально независимым. И чтобы интересы множества стран переплелись в нем так, чтобы соблюдать баланс было выгодно всем сторонам.

Юрий для моих целей подходил как нельзя лучше. Он стремился к новому, не боялся сложностей, жаждал знаний и готов был рисковать. Такой не ляжет беспрекословно под Москву только потому, что там есть родственные связи. Слишком уж сильно его стремление к свободе и независимости. Именно поэтому я и остановился на его кандидатуре.

Политический брак — дело сложное. И редко когда счастливое. Но то, как он смотрел на Софию, давало надежду. Юрий вырос в семье, где родители любили друг друга. И наверняка подспудно стремился к тому же. Тем более, что и мы с Катариной являли пример гармоничных отношений. Детей у нас, правда, (по меркам эпохи), было маловато (всего трое, а не 12–15), но зато все живы, здоровы и предварительно пристроены.

Оксеншерна тоже так считал. А потому решил, что раз уж я разобрался с семейными делами, пора вспомнить старые договоренности и завоевать для Швеции новые территории. Гражданская война в Речи Посполитой пошла по очередному кругу, король Владислав IV давил врагов, но об окончательной победе было говорить рано.

Ничего удивительного, что Швеция загорелась желанием оторвать несколько кусков от обессилевшей Польши. Губа у шведов была не дура. Планировался поход, как минимум, до Вислы. А если повезет, то и до Штеттина. Я, разумеется, возражать не стал. Лучше Европа, чем Россия. Впрочем, после того, как Скопин-Шуйский там навел порядок, желающие оторвать кусок у русского медведя резко сократились.

Одно дело — воспользоваться Смутой и пограбить тех, кто все равно ответить не может. А еще лучше — нужные территории у них отхватить. Но совсем другое дело — столкнуться с армией. Реформированной, вооруженной и хорошо подготовленной. Кому нужны такие сложности? Да никому. Проще в другом направлении двинуться. Где разрозненные княжества даже при желании не смогут организовать полноценный отпор.

Воевать мне даже в молодости не нравилось. А после того, ка полтинник стукнул, вообще желание в походы ходить отпало. Мирный я человек, в отличии от того же Столарма, который даже погиб на боевом посту в 1620-м. Похороны превратились в национальный траур, а на площади Стокгольма появился памятник Арвиду — в боевом облачении, с силуэтом корабля за спиной.

Завоевание Пруссии и Померании вознесло славу шведского войска на небывалую высоту. Если честно, я и не ожидал, что нам удастся так далеко продвинуться. Новые территории следовало освоить, но теперь, к счастью, у меня был помощник. И Юрий (которого в королевстве именовали Георгием) Скопин-Шуйский меня не подвел, заполучив контроль над янтарным бизнесом.

А сколько мы на тридцатилетней войне поимели — словами не описать. Воюющим странам требовалось оружие, продовольствие и еще много чего интересного. Так что не заработать на этом было грех.

Сын Михаила Васильевича, женившись на моей дочери, легко вписался в традиции Ливонского королевства. Веру ему менять не пришлось, но Гермоген, рассчитывавший на усиление православной церкви, обломался по полной программе. Юрию это было вообще не интересно. Поняв, что к религии я отношусь спустя рукава, он стал делать тоже самое.

Вроде и воспитывали его в нужном ключе, и приучали с детства, но фанатизма в нем не было. Менять веру он бы не стал, но если появлялась возможность под благовидным предлогом увильнуть от церкви, чтобы заняться чем-нибудь интересным, Юрий так и делал.

Это в Москве ему некуда было деваться. А в Ливонском королевстве я старался соблюдать баланс. И у меня была пусть примитивная, но свобода вероисповеданий. Главное — не навязывать свою религию остальным. И не призывать уничтожать иноверцев. А кто во что верит — личное дело каждого.

В рамках 17 века вообще невозможно остаться неверующим. Если, конечно, не жаждешь неприятностей. Но вот уровень благочестия — он мог быть разным. А когда путешествуешь по городам, навещаешь Стокгольм, засиживаешься за полночь над расчетами, участвуешь в военных походах… с регулярным посещением церкви возникают проблемы.

Я не раз радовался, насколько удачный сделал выбор. Мы с Юрием не просто нашли общий язык, а действительно сблизились. И я относился к нему, как к еще одному сыну. Тем более, что и он, в свою очередь, проявлял уважение, не стеснялся советоваться и добросовестно учился управлять Ливонским королевством.

Вполне вероятно, останься Юрий в России, рано или поздно он решился бы претендовать на трон. И с его амбициями и талантами, шансы на побуду были. Он радовался независимости, самостоятельности, и доказывал делами, что способен на большее. Поэтому однажды я вызвал его на откровенный разговор.

— Что-то случилось? — озаботился Юрий, увидев мое нахмуренное лицо.

— Сядь, — вздохнул я. — Пришла пора нам с тобой откровенно поговорить о будущем Ливонского королевства.

— О будущем?

— Я желаю отойти от дел и короновать Софию.

— Отойти от дел?! — поразился Юрий, пропустив мимо ушей даже новость о коронации.

— Помогать буду, — успокоил я его. — И советами, и деньгами, и связями. Но, во избежание недоразумений, хочу объяснить тебе, почему настаиваю для тебя на титуле консорта.

— За дочь опасаетесь, — посмурнел Юрий. — Хотя и знаете, что люблю ее больше жизни.

— Любовь может пройти. Я никогда не испытывал пылкой страсти к своей супруге, но со временем между нами возникло нечто более глубокое и надежное, чем просто любовь. Надеюсь, что и у вас с Софией будет так же. Но угадать здесь сложно, так что да. Одной из причин является защита моей дочери.

— Одной из?

— Вторая причина — это желание защитить тебя. И не делай такие удивленные глаза, я действительно считаю тебя своим сыном и действую в твоих интересах тоже. Но ты, конечно, не понимаешь, — вздохнул я.

— Не понимаю, — честно признал Юрий.

— По традиции, обычно правителями становятся мужчины. Корона передается «по мечу». Но я хочу, чтобы Ливонское осталось независимым. А для этого София должна стать королевой с принцем-консортом. Сам догадаешься почему?