Султан Луны и Звезд - Том Арден

Возраста мальчишки было разного — на взгляд, от одного до четырех циклов. Столь же сильно они разнились по росту и телосложению. Они являли собой настолько необычное зрелище, что несколько мгновений Раджал с неподдельным интересом рассматривал их.

Парень, смахивающий на козла, снова поинтересовался насчет имени гостя.

Раджал покраснел и ответил:

— Раджал из рода Ксал.

— Руку! — осклабился парень.

— Что?

Парень закатил глаза, схватил Раджала за руку и смачно шлепнул по его ладони своей.

— О-о-ох!

— Фаха Эджо, — с довольной ухмылкой представился козлобородый. — Не скажу, из какого я рода — слишком много кровей у меня намешано. Ну, добро пожаловать к поддерам, Радж. Туточки у нас винца — хоть залейся, и выспаться есть где, и все мы тут — братья. Ну, как, ты с нами?

— А ну, давай поднимайся, стерва!

— Отпусти меня!

— Ни за что!

Шагая через две ступеньки, Полти поднимался вверх по лестнице, то и дело подергивая золоченую цепь. Ката, которую он тащил за собой, брыкалась и извивалась, хотя это доставляло ей невыносимую боль: кандалы на запястьях уже сильно исцарапали кожу. На широкой лестничной площадке она рванулась вперед и налетела на Полти, надеясь, что столкнет его вниз. Он покачнулся, но на ногах устоял. Ката и лягалась, и царапалась, но вырваться никак не могла. Полти сразу крепко намотал цепь себе на руку, когда разыскал Кату во время всеобщей сумятицы. Он не желал отпускать ее. Он ни за что бы ее не отпустил.

Дернув за цепь, он рванул девушку к себе, сжал в объятиях. Изо рта у него препротивно пахло. Казалось, само Зло гнездилось внутри красивой оболочки.

— Глупенькая! Думаешь, теперь тебе удастся от меня убежать?

— Полти! Ты делаешь ей больно!

По лестнице, запыхавшись, взбежал Боб.

— Не суйся, Боб! Не твое дело!

Полти порылся в карманах в поисках ключа от своих покоев. Полти отпер дверь и толкнул Кату внутрь. Та рухнула на пол, и Полти пошатнулся, но снова удержался на ногах. Развернувшись к Бобу, он схватил его за ворот.

— Где Бергроув? — свирепо брызгая слюной, вопросил он.

— Я не з-знаю, Полти, — запинаясь, вымолвил Боб. — Он у-убежал.

— Ну, так не пускай его сюда, если вернется. Мне с сестричкой надо кое о чем потолковать с глазу на глаз, и мы не желаем, чтобы нам мешали. Ступай... Ступай и разыщи этого вагана. Понял?

С этими словами Полти захлопнул дверь перед самым носом Боба.

— Понял? — послышалось из-за двери.

Боб услышал, как повернулся в замочной скважине ключ. Уныло, как побитый пес, он стал слоняться около двери. Сумеречный свет разливался вокруг подобно молоку — тоскливый, болезненный. Боб оглядел площадку, нижний и верхний пролеты лестницы. Где же стражники? Их нигде не было видно. За окнами слышались звуки беготни, крики — отчаянные вперемежку с радостными. С треском ревело пламя пожара на рыночной площади. Мародеры вершили свой набег на опустевшем базаре. Порой доносился конский топот. Порой — выстрелы.

Но какое сейчас имело значение все, что происходило за стенами дворца? Боб, прижавшись ухом к двери, услышал, как Полти вынул ключ из замочной скважины. Боб сглотнул подступивший к горлу ком и постарался унять бешено бьющееся сердце.

Он присел и стал подсматривать в замочную скважину.

Полти отвернулся от двери и спрятал ключ в карман. Раскрутил цепь, сбросил ее с запястья.

— Где я? — пробормотала девушка.

— Сестричка, ну где же, как не в любовном гнездышке?

— Заткнись!

Ставни были закрыты, но закатное солнце, проникая в прорези, заливало комнату приглушенным светом. Взгляд Каты скользнул по ночным горшкам, перепачканному постельному белью, заплеванным носовым платкам, гребням, белесым от перхоти. Посередине комнаты стояло высокое разбитое зеркало. В углу темнела лужа пролитого вина, в которой копошились муравьи, а над ней жужжали мухи и роились мелкие мошки.

— Ты не сможешь меня здесь удержать!

— Напротив, сестричка, смогу, и только этого желаю. Где же твое место, как не рядышком со мной?

Цепь со звоном упала на пол.

Запястья Каты по-прежнему были скованы кандалами, но она бросилась в сторону, словно была свободна. Полти не выдержал и расхохотался. Цепь, тянувшаяся за Катой, извивалась, будто угорь.

Полти наступил на цепь.

Ката запрокинулась назад.

Полти убрал ногу с цепи.

Ката качнулась вперед, налетела на шкаф.

Полти снова расхохотался, поднял с пола конец цепи, потянул к себе.

Кату швырнуло к нему.

— Я тебе глаза выцарапаю, если ты только посмеешь ко мне прикоснуться!

Но Полти был слишком проворен.

Он схватил Кату за запястья и противно ухмыляясь, заворковал:

— О, так у моей маленькой кошечки остренькие коготки? Вот жалость-то будет, если придется вырвать у нее эти коготки! Но сестренка, разве стоит вести себя так глупо? Сделаешь мне больно — я тебе сделаю вдвойне. А что скажет твой несчастный калека, если твои чудные ножки станут такие же скрюченные, как у него, а?

— Оставь Джема в покое! Даже не говори о нем! Не смей!

— Честно говоря, сестренка, я и не думал о нем говорить. Как приятно, что наши желания совпадают. — Полти изящно развернулся, приподнял за ножку тяжелый диван, обернул вокруг ножки цепь, опустил диван и, усевшись, зазывно похлопал по шелковой обивке. — Попозже я тебя покрепче привяжу. Ну а теперь, сестренка, иди сюда, садись рядышком.

Ката брезгливо скривилась и натянула цепь.

Полти откинулся на спинку дивана, раскурил сигару. Глядя на Кату, он не мог удержаться от довольной улыбки. Была ли на свете девушка, которую он любил сильнее? Ее губы... Ее глаза... Ее кожа... Ее волосы... Экстаз переполнял его в предвкушении всех восторгов, которые ему вскорости предстояло пережить.

Но он понимал, что девушку придется взять силой, хотя и верил в то, что сопротивляться та будет только поначалу.

Полти, любовно поглаживая своего раздувшегося от страсти божка, устремил затуманенный страстью взгляд на отражение Каты в разбитом зеркале, напоминавшее мозаику. А она знала о том, что отражается в этом зеркале? Полти усмехнулся. Так долго, слишком долго он встречался только с отражениями, призраками утерянной возлюбленной. И вот теперь, очень скоро, он сожмет в объятиях ее живую плоть!

Он жадно смотрел на вздымающуюся грудь Каты.

— Красивое платьице, милая, да вот беда — перепачкалось. А тебя разве не нарядили в унангские одежды?