Правила возвышения - Дэвид Коу

Фотир исчез, и Тавис поначалу решил, что он вернулся обратно к Явану и Ксаверу. Только когда советник снова выполз из шахты и принялся восстанавливать вторую металлическую решетку, закрывавшую окошко, Тавис понял, чем он занимался.

— Что теперь? — спросил Фотир.

Гринса сел.

— Нам с Тависом нужно выбраться из замка.

— А как же мой отец? — спросил мальчик, с трудом садясь тоже.

Гринса помотал головой:

— Вам нельзя увидеться с ним. Герцог Кентигернский наверняка начнет войну, если заподозрит, что ваш отец имеет отношение к вашему побегу.

Безусловно, кирси был прав. Тавис находился на свободе, но для всех здесь он оставался убийцей. Одному Ину было ведомо, как долго и как далеко придется ему скрываться, чтобы сохранить свободу. Внезапно Тавис задался вопросом, увидит ли он еще когда-нибудь своего отца.

— Как вы собираетесь покинуть замок? — спросил Фотир.

Предсказатель медленно поднялся на ноги.

— Еще не знаю.

— Может быть, через пролом в стене?

— Стены здесь толщиной в ваш рост, — сказал Гринса.

Советник ухмыльнулся:

— Башенные стены гораздо тоньше.

Предсказатель улыбнулся в ответ, и его глаза весело блеснули в свете восходящих лун.

— У вас хватит силы?

— В любое другое время не хватило бы, — ответил Фотир. — Но сегодня мне помогает Избранный.

Он услышал звон полночных колоколов, прокатившийся эхом над спящим городом, подобно погребальному звону, и поднес к губам кубок, чтобы опустошить его в очередной раз. Он был один — со дня смерти Бриенны он все вечера проводил в одиночестве. Шерик недавно удалился на покой, почтительно просидев с герцогом несколько часов подряд в ожидании, когда его отпустят. Иоанна пролежала в постели почти весь день; она поднималась лишь для того, чтобы посидеть за столом, уставившись неподвижным взглядом в тарелку с остывавшей едой, а потом, так и не притронувшись к пище, вновь возвратиться в спальню с закрытыми ставнями на окнах.

«Каждый из нас по-своему переживает горе, — подумал Андреас, вновь наполняя кубок вином. — Она спит, я пью. И я пытаю».

Он с самого начала сказал себе, что должен вырвать признание. Бриенна заслуживала этого. Андреас не мог даровать убийце счастье быстрой смерти, покуда тот не сознался в преступлении. Обычно он решительно возражал против пыток и, уж конечно, крайне редко самолично шел на такие меры. Но в данных обстоятельствах у него не оставалось иного выбора. Тавис зверски убил его любимую дочь, которой Андреас дорожил больше, чем своим титулом, своим домом и всеми сокровищами Эйбитара. Он зарезал Бриенну, словно свинью, и оставил лежать там, полуобнаженную, в луже собственной крови. Каким отцом он показал бы себя, если бы не заставил убийцу своей дочери страдать тоже?

Ему нужно только признание, говорил себе герцог. То же самое он говорил прелату, Шерику и всем остальным, которые изъявляли готовность слушать. Но остановился бы он, предал бы преступника казни, если бы мальчишка признался в первый же день? Андреас хотел ответить «да» и хотел поверить в свою искренность, но в глубине души он все понимал. Как наверняка понимали Баррет и Шерик. Необходимость получить признание являлась лишь предлогом, и не более того. Каждый упорный отказ мальчишки сознаться в преступлении доставлял Андреасу наслаждение, ибо давал ему право резать мечом, жечь факелом тело убийцы, ломать пальцы обагренных кровью рук. Тавис был истинным сыном своего отца, и его упрямство оставалось для Андреаса последним источником радости, пусть и злобной.

Самому герцогу он искренне сочувствовал. Он знал, что значит потерять ребенка, и потому понимал настойчивые требования Явана увидеться с мальчиком и угрозы начать войну в случае отказа. Однако, подобно своему сыну, герцог Кергский не имел права отрицать очевидное. Возможно, лгал только сын, но, соглашаясь с ложью, отец тоже становился лжецом.

Андреас встал, в очередной раз осушил кубок и резко поставил его на стол. Потом он принялся ходить взад-вперед большими шагами, сгибая и разгибая руки, словно солдат, соскучившийся по битве. Одна мысль о Бриенне, Тависе и Яване возбудила в нем смутное беспокойство и жажду крови.

Он оказался в коридоре еще прежде, чем додумал свою мысль до конца. Все остальные уже спали — Иоанна, Шерик, даже Баррет. Но стражники, безусловно, бодрствовали, и Андреас нисколько не боялся потревожить сон мальчишки.

Двое стражников стояли во внутреннем дворе, перед входом в тюремную башню. Вообще-то им полагалось находиться внутри, непосредственно перед дверью темницы. Андреас знал это — и они тоже, судя по испуганному выражению, которое появилось на лицах обоих при виде него. Однако герцог не мог винить их. Даже при закрытой двери тяжелый тюремный смрад проникал сквозь маленькое смотровое окошко и распространялся по всей башне. На месте стражников он бы тоже предпочел стоять снаружи.

— Откройте дверь и принесите мне два факела, — приказал Андреас, не потрудившись сделать замечания по поводу местонахождения стражников.

Они оба бросились выполнять приказ, но один успел спохватиться и выпалить на бегу: «Да, милорд».

Когда тяжелая дверь темницы отворилась, Андреас начал спускаться по ступенькам, держа в руках два факела. От выпитого вина герцога клонило в сон, но он держался. Он всегда умел держаться.

— Просыпайся, Тавис! — крикнул он. — Нам пора приступать к следующему…

Андреас застыл на месте, занеся ногу над ступенькой, не в силах поверить своим глазам. Спускаясь в темницу последние несколько раз, он уже был готов увидеть мертвого Тависа. Он орудовал мечом и факелами немилосердно, а Тавис был всего лишь незрелым юнцом, несмотря на всю свою порочность. Но Андреас даже не предполагал, что Тавис может просто исчезнуть. Еще никто никогда не убегал из темницы Кентигернского замка. Однако сейчас герцог видел одни только цепи, свисавшие с запятнанной кровью каменной стены.

Герцог воткнул один из факелов в железное кольцо на стене, потом вытащил из ножен свой меч и начал осторожно спускаться дальше по ступеням.

— Стража! — крикнул он. — Быстро сюда! И принесите еще факелов!

Сердце у Андреаса буквально выпрыгивало из груди, и сжимавшая меч рука сильно дрожала. Ну где же эти проклятые стражники?

— Пошевеливайтесь! — прорычал он.

Один из мужчин сбежал по ступеням, уже держа наготове свой меч.

— В чем дело, милорд?

— Где второй стражник?

— Пошел за факелами, милорд.

Герцог кивнул и тяжело сглотнул. Конечно, на это потребуется время.

— Где мальчишка? — спросил он.

Даже в полумраке он увидел, как побледнел мужчина, бросив взгляд на стену, у которой много дней стоял Тавис.