Фабрика ужаса. Страшные рассказы - Игорь Шестков

— Ну что же, Лимб, так Лимб. Расскажите, как вы попали в Сухановку… это место пострашнее любого ада.

— Это случилось через несколько месяцев после окончания Второй Мировой. Все радовались, что войне пришел конец. Я как раз собиралась поступить в колледж святой Хильды. Говорят, была очень привлекательной девушкой.

— Вы и сейчас…

— Оставьте, мы не дети… так вот… вы когда-нибудь слышали о нацистском проекте «Хронос» или «Колокол»? Несколько лет назад книжка вышла. Один поляк написал.

— Что-то читал когда-то… уфологический бред.

— Ну да, бред. Но не совсем. Принято думать, что быстро вращающиеся внутри колокола цилиндры, между которыми находился жидкий металл на основе ртути, создавали что-то вроде антигравитации, и колокол мог свободно левитировать в пространстве… Вторая гипотеза — что особое магнитное поле, генерируемое этой конструкцией, убивало все живое вокруг, так что колокол можно было использовать как оружие массового поражения. Так вот, все это неправда. Колокол создавался нацистами именно для того, чтобы силой проникнуть в Лимб. Нацисты были помешаны на оккультном. Они хотели пробурить этим чертовым аппаратом дырку в пространственно-временном континууме. Дырку или проход. Проход в параллельную реальность. Чтобы овладеть другими мирами. И использовать Лимб в своих целях.

— Кто же вам все это рассказал?

— Сам Берия. В своем кабинете в Сухановке. Советы захватили один из этих адских колоколов в Польше. Вместе с мощным электрогенератором. Привезли их в Москву. Установили где-то и начали свои опыты.

— А как же вы-то в мясорубку угодили?

— Не знаю. Может быть, советчики так его настроили… чтобы людей похищать… и за кем-то важным охотились, но ошиблись. Знаю только, что заснула я в кровати в общежитии колледжа святой Хильды, а проснулась — на откидывающейся доске в камере Сухановской тюрьмы. Избитая и изнасилованная. Камера… пол бетонный… оконце — крохотное, зарешеченное. Еда несъедобная. Пахнет блевотиной. И страшные крики истязуемых страдальцев из подвала. Весь день. Меня там держали, как я поняла позже, не из-за того, что я чем-то Сталину не угодила, как Ежов, Кольцов или Бабель, а из-за секретности. Никто не должен был знать, что я существую. Никто. И никто и не знал. Когда меня из камеры выводили, мешок на голову надевали. Я была там чем-то вроде Железной Маски. Допрашивал меня сам Берия. Унижал, бил, насиловал часами. Гнусное чудовище. Подонок этот был смышлен, быстро понял, что толку от меня никакого. Я родилась и жила в Оксфорде. О нацистском секретном проекте ничего не знала. Почему проклятая машина перенесла именно меня через Лимб прямо в лапы сталинских палачей — понятия не имела. Берия мной быстро пресытился, я ведь была еще невинной девушкой, что с такой взять? Три года меня там держали просто так, не отпускать же, а потом расстреляли. Без суда и следствия. Монсеньор смилостивился надо мной, я не исчезла во тьме, а попала в Лимб. В оксфордское отделение.

— Вам повезло.

— Ну это как считать. Я жила там, любила, преподавала, но все время знала, что эта жизнь не настоящая… а сумеречная, искусственная. Сотканная из моей мечты.

— За что же вас из рая перенесли сюда, на корабль?

— Не знаю.

— Пойдете со мной в лабиринт?

— Нет, я трусиха… останусь в своей каюте. У меня на полке полные собрания сочинений Китса и Шелли. Хочу перечитать. Заходите, господин Сомна, когда Минотавра прикончите, на чашечку зеленого чая. Помогает от всех кручин.

…

Произнеся это, госпожа Клэр замерла, поникла, остекленела, и я заметил, что на ее месте в кресле сидит искусно сделанная кукла из папье-маше.

Вышел из ее каюты и пошел по коридору. Неожиданно услышал звук открывающихся дверей. Прямо передо мной была кабина лифта. Шикарная, светлая. С лифтером, симпатичным седым негром в комичной ливрее.

— Куда прикажите?

— Если можно, на капитанский мостик.

— На мостик вам, сударь, вход запрещен. Отвезу вас на верхнюю палубу. Там все собрались. Даже кровавый нарком почтил своим присутствием.

— Валяйте.

…

Двери лифта открылись…

Я вышел и очутился не на палубе океанского лайнера, плывущего по обратной стороне Атлантики, и не в Лабиринте, логове Минотавра, по которому носились таинственные тени, и даже не в потустороннем театре, в котором Ежов в огромных рукавицах служит охранником, а несчастный Мейерхолд поставил свою последнюю пьесу с Сергеем Эфроном в главной роли, нет, нет… я очутился в магазине Нетто.

В том, который расположен всего в ста метрах от моего дома в Марцане. Я шел вдоль длинного открытого холодильника. Перед собой толкал хромированную тележку, полную продуктов.

Так… проверим… молоко полтора процента. Есть.

Куриное мясо ломтиками. Можно затушить с черносливом. Есть.

Малина. Крупная? Да. И без мушек. Есть.

Две пачки сливок. С малинкой сделаю. Есть.

Яблочные пирожные. Легкие и почти не сладкие. Есть.

Баклажаны. Пожарю «под грибы». Есть.

Яйца. Надо покрупнее найти. Есть.

Что я еще хотел взять? Да, креветки… четыре упаковки. Есть.

Салат из крабов. Есть.

Пожалуй, несколько коробочек с суши тоже не помешают… Иногда так хочется свежей рыбки с рисом. Есть.

Шесть еще теплых булочек с маком… Есть.

И… Ах, да, греческий творог и оранжевый изюм без косточек. Есть!

Двести грамм Камамбера. Есть.

И полкило кураги. Обожаю. Съедобный янтарь. Есть.

…

Знакомая кассирша, толстая немка с лицом ньюфаундленда, заметила, принимая у меня наличные: «Вы сегодня много покупаете, что, гостей ждете?»

— Нет, не жду. Просто проголодался. Кстати, не нашел почему-то язык.

— Свежие бычьи языки привозят по пятницам, но их быстро раскупают. Оставьте заказ у продавщицы.

Так уж получилось, что многие друзья и знакомые рассказывали мне о том, о чем рассказывать не принято. Не знаю почему, но я очевидно располагал их к подобным излияниям. Особенно после совместного распития спиртных напитков. Проникновенные эти истории запали мне в душу.

Странно, память у меня дырявая, как жаберная сеть с крупными ячеями… во время учебы на мехмате формулы, определения и доказательства теорем выскакивали из головы также быстро, как имена летних кавказских подруг по возвращении в Москву. Но все эти покаяния отлились соляными столбами на внутреннем ландшафте моей памяти. Из любого угла — их видно. На столбах стоят рассказчики или рассказчицы, протягивают ко мне свои огромные руки из соли и бубнят и бубенят…

Несколько раз я пытался срыть столбы бульдозером — не тут-то было! После долгих колебаний я решил, нехорошие эти рассказы записать и опубликовать, чтобы переложить боль и стыд — на читателя.