Буддист-паломник у святынь Тибета - Гомбожаб Цыбиков

Нынешний, шестой, перерожденец, родившийся в 1882 г., имеет полное имя Ловсан-тубдань-чойчжи-ньима-гэлэг-намчжял, или, как проще называют его, Гэлэг-намчжял. Родиной его была область Лхоха, т. е. южная часть провинции Уй. Говорят, что он родился от одной немой или косноязычной женщины, жившей прислугою в зажиточном доме.

6. Представление Банчэню

Я представлялся ему или, вернее, получил от него благословение 11 октября. Еще ранее, 9-го числа, я внес в дворцовое казначейство банчэня 5 ланов местных монет. На другой день было сообщено, чтобы мы пришли во дворец Гун-чжоб-лин 11-го числа ранним утром,

В назначенный день в 8 часов утра я со спутником и другими монгольскими богомольцами был уже у дворца банчэня. Нам сообщили, что время поклонения еще не пришло, а потому придется немного подождать. Обычно скучное время ожидания я посвятил осмотру дворца и сада. На северо-восточной стороне дворца, за внутренней оградой, стоит небольшой домик, где, как объяснили мне, живет мать банчэня. Действительно, через некоторое время из этого дома вышла хорошо одетая женщина с прислугой. Она, смотря на нас, стоящих у внешних ворот дворца, о чем-то объяснялась с сопровождавшей ее женщиной посредством знаков пальцами и каких-то непонятных звуков, произносимых ею. Это была мать банчэня.

Наконец, около 11 часов, настало время поклонения. Нас впустили во внутренний двор, а затем ввели во дворец во второй этаж, прямо в зал для аудиенций. Когда мы вошли туда, банчэн сидел уже на своем высоком троне в полном облачении «желтошапочного» иерарха, т. е. в желтой мантии и желтой шапке цзонхавинского образца; по бокам, немного впереди трона, стояли двое лам-прислужников. Боковые стороны залы были полны сидящими высшими ламами и светскими чиновниками в желтых халатах. Банчэн выглядел почти отроком. Темноватое лицо его было широко в верхней части и очень узко в нижней.

Глаза не особенно большие, нос также, лоб широкий. Нас подвели прямо к трону. Я был, понятно, первым, и мне последовательно подавали мандал (символическое изображение всего мира), статуэтку Будды, книгу и, наконец, субурган. Я же подавал эти вещи банчэню. Он едва дотрагивался до них и ставил в сторону. Мои товарищи подходили с подношением только хадаков и получали благословение. После этого началось угощение чаем и рисом – точно так же, как описано выше при поклонении далай-ламе, только банчэн не осведомлялся о нашем благополучном прибытии.

После окончания чаепития мы сделали по три земных поклона и сели в ряд перед троном банчэня для выслушивания учения. Он прочитал нам по книжке очень бегло и громко сочинение третьего банчэня «ёй-монлам», что значит «Благопожелания Шамбалы». Оно содержит молитву банчэню, чтобы он, когда будет предводительствовать буддистами в священной войне Шамбалы с еретиками (лало), взял молящегося в число своих воинов. Лишь только он окончил чтение, нетерпеливые церемониймейстеры громко провозгласили «Уходите прочь!» и выпроводили нас, размахивая своими кнутами, производящими большую панику между богомольцами. Нам пришлось поспешно сбежать по той узкой лестнице, по которой несколько минут назад мы поднимались с некоторым почетом.

По прибытии в Даший-Лхунбо мы продали наших лошадей, вследствие затруднительности приобретения корма и ухода за ними, да к тому же одна из них из-за каменного пути потеряла подковы и разбила ноги так сильно, что не годилась уже для езды до полного выздоровления. Когда же мы задумали посетить монастырь сакьяского пандиты, который во время Юаньской и Минской династий в Китае играл первенствующую духовную и светскую роль в Тибете, то никак не могли найти наемных подвод. Монастырь этот, по рассказам очевидцев, находится на расстоянии трехдневного пути на юго-запад от Шихацзэ. Пандиты наследственны: власть переходит от отца к сыну, так как высшие жрецы их секты женятся. Они считаются весьма искусными в подавлении несчастий, насылаемых злыми духами, а потому их иногда приглашают для совершения государственных гуримов даже в Лхасе.

На пути от Шихацзэ к Сакьяскому монастырю, вестах в 25 от первого, находится старинный монастырь Нартан, который славится типографскими досками двух больших сборников сочинений, известных под названиями Ганчжур и Данчжур[89]. Монастырь этот в настоящее время принадлежит банчэн-эрдэни, которые и распоряжаются его имуществом.

Пока мы тщетно разыскивали лошадей для поездки в вышеупомянутые монастыри, спутник мой начал хворать, и пришлось думать уже о возвращении в Лхасу, тем более что нам сообщили о запуганности жителей по пути туда, вследствие свирепствовавшей тогда по Тибету черной оспы.

Принужденный возвратиться в Лхасу, я хотел проехать по другому пути, который лежит южнее совершенного нами, но при таком решении пришлось потратить много труда, чтобы отыскать наемных лошадей, и лишь счастливая случайность – встреча с погонщиками, прибывшими в Шихацзэ, – дала нам возможность нанять двух лошадей до Чжян-цзэ по 10 монет за каждую, т. е. за плату, выше которой не могла идти даже жадность погонщиков. Мы наняли их без всяких разговоров и 20 октября оставили город Шихацзэ. Путь наш лежал вверх по той же реке, при устье которой стоит этот город. Довольно широкая долина реки весьма удобна для земледелия и потому достаточно населена. Верстах в 15 выше Шихацзэ, при устье левобережной пади, находится знаменитый в древности монастырь Шалу, в котором сохраняются, между прочим, типографские доски знаменитого писателя XIV в. Будон-тамчжад-чэнбы[90]. После 5,5-часового движения мы пришли в деревню Чурин (Длинная речка) и остановились на ночлег в доме наших возчиков, которые сопровождали нас пешими.

21 октября. На сегодняшнем пути видели вдали на правом берегу реки Нян-чу монастырь Гадан (?), который расположен очень красиво на отдельной горке.

Верстах в пяти выше его встретили замок Байна-цзон, который я снял издали. Придя поздним вечером, мы ночевали подле небольшого Сакьяского монастыря.