Алхимия убийства - Кэрол Макклири

Он бубнит себе под нос о чем-то «странном» и вздрагивает, неожиданно увидев меня рядом с собой.

— Извини, если я тебя напугала. Что странное ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

— Эти люди не хотят говорить о приезжем. Они не просто молчат, они сердятся, когда я задаю им вопросы. Даже если я говорю, что заплачу им. Я предложил хозяину столько денег, сколько он, наверное, не зарабатывает и за месяц, а он тупо смотрел на меня. Он говорит, что с сегодняшнего дня комната не сдается. Он даже не спросил, останемся ли мы еще здесь.

— Может быть, он ждет кого-нибудь?

— Нет. Мне кажется, он не хочет, чтобы мы находились здесь, ни за какие деньги. Другие жители тоже. Заставить бедняка отказаться от денег может только одно.

— Что именно?

— Страх. Я вижу его в их глазах. Они вздрагивают при одном упоминании их странного гостя. Один фермер сказал, что в деревню приезжал некий инспектор по аграрным вопросам.

— Он объявится здесь снова.

— Я подозреваю, что под видом инспектора, который проводит опыты для правительства, здесь был Перун. Фермер сказал, что у них есть поле, на котором лежит проклятие. Там нельзя пасти скот. Он гибнет, как считают, из-за того, что на поле растет какое-то ядовитое растение. И эта проблема существует уже десятки лет.

Выйдя за деревню, мы замечаем старую женщину, разговаривавшую накануне с сыном хозяина нашего ночлега. Она идет опустив голову и разговаривает сама с собой, словно что-то горячо доказывает кому-то, размахивая руками. Она чуть не сталкивается с нами. Она поднимает голову и вздрагивает от неожиданности.

— Мадам, — обращаюсь я к ней, — вы не знаете, где найти инспектора? — Это вопрос наобум, но он попадает в точку.

Она начинает бормотать:

— Моя дочь, она ушла, ее нет, она никогда не оставила бы меня. Она ушла с ним.

— С кем?

— С инспектором. Туда. — Она поворачивается и показывает на развалины башни.

— Манет!

Выкрик раздается позади нас. Хозяин постоялого двора и двое крестьян сзади подходят к нам. В руках одного из них кувалда. Вид у них неприветливый.

— Мадам Куртуаз, идемте, — отрывисто говорит хозяин постоялого двора. — Ваша дочь ждет вас.

— Слава тебе Господи, вы нашли ее! — Несчастная женщина проносится мимо нас.

Я протягиваю руку, чтобы остановить ее, но Жюль удерживает меня.

— Они обманывают вас, — шепчу я.

— Не вмешивайтесь. Давайте осмотрим башню.

Он уводит меня.

— Они лгут этой женщине. С ее дочерью случилось что-то ужасное. Зачем им лгать ей?

Жюль крепко держит меня за локоть. Мы начинаем подниматься на холм.

— Что-то ужасное произошло здесь, а сотня перепуганных людей не хотят раскрывать свои тайны. Когда вернемся в Париж, мы доложим об этом властям. Ну а пока нам нужно позаботиться о том, чтобы выбраться отсюда живыми.

Он говорит дело. Я иду как овечка, ни жива ни мертва от страха. Мы не сможем уехать из деревни, пока не вернется фиакр.

Столетия назад башня служила оплотом для средневекового рыцаря, владевшего этими землями. Она не была свидетельницей войн между странами, потому что слишком мала для этого, но участвовала в стычках между рыцарями и баронами и отражала нападения разбойничьих банд. Я только надеюсь, что ее стены не забрызганы кровью убитой Перуном дочери несчастной женщины.

Вблизи развалины башни выглядят более массивными, чем издалека. Сама башня обрушилась до половины своей первоначальной высоты, но нижняя часть стены еще прочная, она почти полностью увита плющом и обросла кустарником.

— Вроде бы там комната. — Жюль стоит на четвереньках и смотрит в зияющую дыру.

— Иди сюда, здесь есть лестница, — зову я его.

Каменные ступени с распростертыми по ним корнями и стеблями вьющихся растений спускаются вниз. В не столь давние времена от растительности лестницу расчищали.

Спустившись по ней, мы оказываемся в маленькой сырой комнате, не больше, чем та, в которой мы ночевали, только гораздо темнее. С потолка свисает паутина. При нашем появлении по полу разбегаются крысы. Тихо, как в склепе. Без света нам не видно, что в темных углах.

— Он подвешивал керосиновые лампы. — Жюль показывает на пятна копоти. — А здесь он оборудовал рабочее место. — Оно представляет собой длинную и достаточно широкую каменную плиту. На ней ничего нет. — Эти пятна от химикатов.

По мере того как наши глаза привыкают к темноте, мы различаем все больше деталей. Жюль внимательно рассматривает их. Я не удивлюсь, если он достанет увеличительное стекло и будет ползать с ним в поисках следов как заправский сыщик. Меня интересует общая концепция, а не детали. Я смотрю на ситуацию в целом, а не на копоть и паутину.

— Странно, — произносит Жюль.

— Что странно?

— Земля. — Жюль показывает на комки грязи у рабочего стола. Они темнее, чем пол в комнате. — Эта земля не отсюда, он вырыл ее где-то вместе с травой и принес сюда, чтобы исследовать. И посмотри на эту кучу земли у стола. Похоже, он просеивал ее, потому что она мелкая, как пыль. С какой стати Перуну проявлять интерес к почве с полей? Возможно, что человек, работавший здесь, на самом деле инспектор по аграрным вопросам, а не Перун.

— Нет. — Меня бросает в дрожь. — Человек, работавший здесь, — убийца. Он убил дочь той несчастной женщины.

— Женская интуиция?

— Вовсе нет. Как я тебе говорила, я видела собственными глазами, что он делает с женщинами в лаборатории. И посмотри сюда. — Носком ботинка я ворошу кучу золы. — Он что-то сжег здесь.

Жюль приседает на корточки и разгребает золу.

— Он сжег ящик. — Он поднимает не полностью сгоревший фрагмент доски.

— На ней китайские иероглифы, — говорю я. — Я видела ящик с китайскими иероглифами в больничной лаборатории доктора Дюбуа. Может быть, это не тот же ящик, но один из тех, что Дюбуа послал несколько месяцев назад.

— Вовсе не обязательно, что он получен от Дюбуа.

— Конечно, нет. Возможно, что люди, занятые этими исследованиями, получают ящики из Китая каждый день.

Он откашливается — вероятно, потому, что не может дать вразумительного объяснения.

— Давай посмотрим, что это за проклятое поле.

Он заворачивает в носовой платок обгоревшую часть доски.

С вершины холма я вижу нечто такое, от чего у меня перехватывает дыхание, и я останавливаюсь.

— В чем дело?

— Там в поле разрытая могила.

Жюль смотрит в том же направлении.

— Это то самое, как они говорят, проклятое поле. Идем посмотрим.

Конечно, почему бы нет? Я привычна к вырытым могилам. У меня чуть было не сорвался с языка этот сарказм.