1812. Фатальный марш на Москву - Адам Замойский

«Всякий держится того же мнения, все говорят одно и то же. Негодующие женщины, старики, дети – словом, все люди самого разного положения и возраста видят в нем спасителя отечества», – писала Варвара Ивановна Бакунина подруге{403}. Александр ненавидел Кутузова за распущенность, небрежные манеры и характер, а также за память об Аустерлице и об убийстве отца. К тому же царь держался невысокого мнения в отношении компетентности генерала. Александр наградил его за быстрый мир с Турцией титулом светлейшего князя, но затем дал незначительную должность. Делегация дворян Санкт-Петербурга явилась к Кутузову с мольбами принять командование собираемым городским ополчением, и тот, испросив одобрение Александра, согласился. Данный выбор привел его в столицу и сделал центром всеобщего внимания.

Вечером 17 августа, в то самое время, когда происходила битва за Смоленск, Александр созвал на встречу высокопоставленных генералов под председательством Аракчеева, чтобы обсудить с ними вопрос выбора преемника Барклаю. После трех с половиной часов прений они сошлись на кандидатуре Кутузова. Но Александр не спешил последовать их совету, он тянул трое суток, на протяжении которых подумывал назначить Беннигсена и даже пригласить из Швеции Бернадотта. Сестра уговаривала его склониться перед неизбежным. «Если дела пойдут таким образом, неприятель будет в Москве через десять дней», – писала она, добавляя, что в сложившихся обстоятельствах ему следовало подумать даже о принятии командования на себя.

Ростопчин в письмах говорил то же – Москва шумно требует Кутузова. Не оставалось ничего иного, как подчиниться общему настроению. «Склоняясь к их мнению, мне приходится заставить умолкнуть свои чувства», – писал позднее Александр Барклаю. «Народ хотел его, посему я его назначил, но что до меня, я умываю руки», – поведал царь одному из адъютантов{404}.

Тотчас же после официального выбора в пользу Кутузова Александр отправился в Финляндию, где договорился повидаться с Бернадоттом. Согласно договору, условия которого министры иностранных дел обеих стран обсуждали в апреле, России предстояло отплатить Швеции за потерю Финляндии (захваченной Россией) разрешением отобрать у Дании и аннексировать Норвегию. Россия также обязалась поддержать шведское вторжение в Померанию с целью отвоевать ее у французов. Однако теперь, когда Наполеон шел в сердце России, возникал риск, как бы Швеция не воспользовалась благоприятным шансом и не возжелала вернуть Финляндию.

Бернадотт и Александр встретились в городе Або[97] и сразу же понравились друг другу[98]. У Александра отлегло от сердца, когда он обнаружил, что Бернадотт ненавидел Наполеона ничуть не меньше. Бернадотт, судя по всему, в планах замахивался куда дальше. Александр выразил поддержку его устремлениям и в то же самое время посвятил в собственные планы на будущее, высказавшись в частности относительно того, что после окончательной победы над Наполеоном освободившийся французский престол может занять и кронпринц Швеции, став королем Франции. Оба расстались друзьями. Александр с легкой душой смог без опаски отозвать три дислоцированные для обороны Финляндии дивизии и развернуть их против Наполеона{405}.

По возвращении в Санкт-Петербург Александр обнаружил, что людей и ценностей в нем убыло, оставшиеся же подданные пребывали в мрачном настроении. Всего несколько дней назад пришли известия о падении Смоленска, подтверждавшие уверенность многих о целесообразности вступления в переговоры с Наполеоном. Цесаревич и великий князь Константин, отправленный из ставки Барклаем после Смоленска, убеждал людей в безнадежности сложившегося положения. Помимо него из Смоленска прибыл британский «специальный уполномоченный», генерал Роберт Уилсон. Он рассказал о распрях и склоках в ставке, что подтверждало разумность согласия Александра на замену Барклая другим главнокомандующим. Британец также принял на себя роль рупора настроений некой неопределенной группы патриотически настроенных старших офицеров русской армии, которые, если верить ему, требовали от царя отставки министра иностранных дел Румянцева и других, замаранных симпатией к Франции. Александр в любезных выражениях отмел неуместное посредничество Уилсона{406}.

Когда вечером 20 августа после получения назначения Кутузов вышел из дворца Александра на Каменном острове, он велел отвезти себя прямо в собор Казанской Божьей матери. Там, сняв с себя форменный сюртук со всеми наградами, грузный генерал тяжело опустился на колени и начал молиться со слезами, бежавшими у него по лицу. На следующий день он, на сей раз в обществе жены, отправился на богомолье в церковь св. Владимира. Два дня спустя, 23 августа, Кутузов отбыл на театр военных действий. Карета едва двигалась из-за толп людей, пришедших проводить генерала и пожелать ему удачи. Он вновь заехал в собор, чтобы присутствовать на религиозной службе, и отстоял ее на коленях. Потом ему подарили небольшой медальон с изображением Казанской Божьей матери, окропленный святой водой. «Молитесь за меня, ибо меня посылают совершить великие деяния», – будто бы произнес генерал при выходе из храма.

На почтовой станции по пути Кутузов встретил генерала Беннигсена, следовавшего в противоположном направлении. Александр настоял на назначении Кутузовым Беннигсена начальником штаба в качестве меры безопасности на случай возможного предательства главнокомандующего и из-за невысокого мнения по поводу его компетентности. Беннигсен совсем не обрадовался новости, он-то ехал в Санкт-Петербург в надежде уговорить Александра доверить верховное командование ему. «Мне было неприятно служить под началом другого генерала после того, как я командовал армиями против Наполеона и лучших его маршалов», – писал он позднее. Но когда Кутузов передал Беннигсену письмо Александра с просьбой принять должность, отказаться тот не мог.

Барклай тоже никак не обрадовался известию о назначении Кутузова и написал Александру, говоря, что готов служить при новом главнокомандующем, однако просит освободить себя от должности военного министра, поскольку она ставит его в ненормальное и трудное положение. Через несколько дней после приезда Кутузова в ставку Барклай обращался к государю снова, желая на сей раз быть снятым и с командования, но безуспешно{407}.