Вопросительные знаки в "Царском деле" - Юрий Жук

«(…) Летом прошлого года (точно времени указать не могу) во время приема пришел ко мне какой-то господин, довольно невзрачного вида: лет, так, 40, роста среднего, худощавый, брюнет. Имел он, кажется, небольшие черные усы и такую же бороду. Черты лица тонкие, довольно правильные. Он мне, с первых же слов, сказал: “Я Вам, Владыко, привез поклон от митрополита Одесского Платона”. Митрополита Платона я хорошо знал. Но все-таки ко всем подобным лицам, как явившийся ко мне господин, я относился осторожно, опасаясь провокации. Я спросил его: “Как же Вы через фронт перебрались?” Он мне ответил, что фронта никакого нет: был немецкий кордон, и немцы его пропустили. А дальше он никаких “товарищей” не видел. Видел только двоих красноармейцев. Они у него спросили вид. Он его стал вынимать, чтобы показать им. Но и смотреть его не стали и уехали. Я его спросил, что же его привело ко мне? Тогда он мне сказал: “Мне необходимо установить связь с ЦАРЕМ. Не можете ли Вы мне помочь в этом?” Я осторожно ему ответил: “И сам не имею связи, и помочь не могу”. Но однако потом, поговорив с ним, я вижу: человек как будто порядочный и можно ему довериться. Тогда я ему сказал, что в Екатеринбурге содержится епископ Гермоген[180], с которым установлена связь через посылку ему провизии из женского местного монастыря, что таким же образом можно попытаться установить связь и с ЦАРЕМ.

Как потом мне доложено было, этот человек действительно был в монастыре и просил, чтобы Царской Семье посылалось молоко и яйца. Все это и носилось ей двумя монахинями, кажется, Марией и Антониной. (…)

Как мне известно, этот господин, о котором я Вам говорил, называл себя в монастыре Иваном Ивановичем. Один раз он был в монастыре не один, а вместе с каким-то другим лицом, видимо, иностранцем, похожим, как мне было доложено, на немца, и они говорили между собой не по-русски»[181].

«Как основной состав, так и слушатели академии, оказались в сложнейшем положении. Нет, не только и не столько в связи с эвакуацией, а вследствие того, что они оказались поставлены на службу большевистскому режиму, порвавшему с союзниками России, вступившему в открытый и тайный сговор с Германией и воюющему с собственным народом. Вопреки сложившемуся советскому стереотипу о “золотопогонниках” – офицерах и генералах, они в России не были высокооплачиваемыми (по сравнению с их коллегами в западных странах), в большинстве своем были семейными. Жили на жалованье. Гражданской специальности, других доходов не имели. Это привязывало их к военному ведомству. И поэтому, и в связи с усиленным контролем властей, большинство вынуждено было оставаться в Академии и готовиться к эвакуации. Но и в этой ситуации некоторые преподаватели и слушатели под разными предлогами уклонились от нее. Из профессоров старшего поколения в Екатеринбург с первым эшелоном выехал лишь генерал А. И. Медведев. Ряд других (А. К. Баилов, Б. М. Колюбакин, В. Ф. Новицкий, И. Ф. Филатьев, Г. Г. Христиани и др.), ссылаясь на семейные и другие обстоятельства, заявили, что приедут к месту назначения позднее, самостоятельно. Но некоторые из них вообще не выехали. В конце мая 1918 г. руководство Академии просило местный совет предоставить квартиры на 89 человек. В “Списке лиц учебно-административного состава” были названы и эти люди. Но, судя по другим данным, на месте назначения оказались не все 89 человек. В списке названо 22 ординарных и экстраординарных профессора, 11 руководителей (заведующих) службами, включая начальника Академии и его помощника. Все они были генералами и старшими офицерами. Академия была подчинена местным советским военным органам и их руководителям – областному военному комиссариату Урала и только что сформированному Уральскому военному округу, то есть Ш. И. Голощёкину. Непосредственно же Академией больше занимался его фактический помощник – второй военком С. А. Анучин (в прошлом подпоручик), а позднее, по прибытии в Екатеринбург, – и командующий Северо-Урало-Сибирским фронтом Р. Я. Берзин (Берзиньш). Поскольку Академия была направлена в Екатеринбург Троцким, находилась под общей его опекой, местные большевистские лидеры не решались на крутые меры против нее, на расправу с “контрреволюционным гнездом”. Голощёкин и Анучин лишь бомбардировали ведомство Троцкого телеграммами с требованиями убрать Академию, реорганизовать ее, принимать в число слушателей только лиц, стоящих на советской платформе, и т. д. Часть этих требований Академия приняла.