Рубиновый капкан... Игры кукловодов / Ruby trap: puppeteers' game - Марк Шо

– Так, понятно. Еще что-то?

– Необходимо облегчить режим содержания Виктора Бута. Вот пока всё. Я буду развивать коммерческую составляющую по данной ситуации, – сказала Джейн и пошла к себе.

Через 10 минут Малколму позвонил Коллинз и сходу спросил у дипломата:

– Что нового?

– Есть определенные предложения, касающиеся в том числе вашего ведомства.

– Нам пора реагировать на конфликт.

– Если это произойдет, то за нами закрепится кличка «агрессор». Вы забыли, что случилось с Могадишо? Если наши войска войдут в Ливию, то, поверьте мне, это будет надолго. А выходить мы оттуда будем, по крайней мере, с еще более обескровленным бюджетом. Второй Ирак? Нам хватает своих проблем. Я не возражаю против высадки коммандос или наших инструкторов для обучения и, подчеркиваю, консультативной помощи.

– Хорошо, считайте, что мы согласны. Обсудите с другими ведомствами и доложите наверх, – произнес Коллинз и бросил трубку.

Через полчаса соответствующая шифровка поступила в Пентагон, итогом которой стала высадка через два дня десанта спецназа США на северо-востоке Ливии. Намного труднее было с Кремлем. Коллинз был у Малколма еще через пару часов. Он взял со стола листок с напечатанными предложениями Джейн, прочитал его, затем лицо Коллинза побагровело:

– Малколм, Вы в своем уме?! Никаких фактов, одни догадки, и чтобы президент «продавал» русским непроверенные утки? Нет, нет. Так уже было однажды с Ираком. Мое ведомство окончательно утратит марку. Ни за что!

– Мы ведь ничего не теряем. Но если не скажем, то наши потери на Ближнем Востоке будут только расти, – видя плотно сжатые губы замдиректора ЦРУ, Малколм произнес: – Хорошо. Тогда, может, Вы сами попробуете? Или ваш шеф поговорит с московским коллегой?

– Нет, это еще хуже… Так, ладно… Я попробую что-то подготовить. До завтра. – На следующий день он битый час убеждал Малколма, что тот сам должен позвонить в Москву. Коллинз предоставил ему кое-какие данные на русских генералов: выбрали того, который более всего подходил к обстоятельствам и менее всего нравился американцам. 22 февраля ближе к 10 вечера состоялся обмен мнениями по ситуации в североафриканских странах между российским МИДом и Госдепом США. Это произошло после того, как из посольства США на Смоленскую площадь был доставлен пакет документов для ознакомления.

Малколм говорил по телефону, в то время как стоявший рядом Коллинз по другому аппарату слушал переговоры, сопровождавшиеся синхронным устным и машинописным переводом.

– Да, мы настаиваем на этом… Нам стали известны факты участия данного должностного лица в событиях на Африканском континенте. Документы? Они у Вас, их доставили к Вам утром. Это идет вразрез с заявлениями России в Совете Безопасности ООН по ситуации в Ливии… Я не думаю, что если мы обнародуем факты участия ваших спецслужб в массовых беспорядках Туниса и других арабских стран, это послужит на пользу российским интересам. Это не ультиматум, нет, нет… Совершенно верно, я делаю свою работу. Я считаю, что нам надо рука об руку принимать современные вызовы цивилизации. Время, когда мы или вы могли что-то самостоятельно решать на этой планете, а другая сторона противостояла бы этому, прошло… Да, мы за сотрудничество, а наша дверь остается открытой…

Наконец Малколм положил трубку, достал платок из внутреннего кармана пиджака и вытер со лба лившийся градом пот. Коллинз подошел и молча пожал ему руку.

– Вы довольны? – произнес Малколм. – Еще никогда в своей жизни я не лгал так беспощадно. Лучше отойдите от меня, как бы я не двинул в Вас вот этим кулаком.

– Нервы-нервы… Это надо было сделать, дружище. У Вас неплохо получается!

– Уж лучше бы не получалось, – произнес Малколм и ухнул в свое кресло.

– Мне пора, – сказал Коллинз, и пошел восвояси.

Март неумолимой весенней поступью стучался на порог неспокойного 2011 года. Природа проступавшей зеленью начала прикрывать оголенные зимой участки почвы, а люди под солнечным теплом пытались залатать свои воспоминания от суровой и изнурительной зимы. Бурями и наводнениями она коснулась далекой Австралии, землетрясения застали врасплох Новую Зеландию и Японию, в то время как на севере Африки продолжал бушевать ливийский пожар.

Ритц находился в своем кабинете, изучая бумаги, когда раздался звонок по прямой линии. На проводе был Коллинз:

– Привет, дружище, как успехи?

Ритц усмехнулся. В их деле друзей почти не бывает:

– Привет. Справляемся. Что у вас нового?

– Мне кажется, что у нас собрано достаточно оснований подозревать Брэдли Мэнинга в шпионаже. Внутренняя безопасность – на вашем ведомстве, поэтому просил бы тебя инициировать предъявление обвинения через военного прокурора.

– Коллинз. Учитывая политическую подоплеку дела, назойливую прессу и широкой круг задействованных лиц по этому делу, я бы хотел, чтобы бумаги, подтверждающие обвинения, лежали у меня на столе. Либо письмо за вашей подписью, излагающее суть дела. Заранее ставлю тебя в известность, что мне придется передать эти бумаги в офис прокурора, так что рано или поздно документы получат огласку. Вы определились с тем, в пользу кого работал Менинг?

– Само собой, – Коллинз лукавил. Работа в этом направлении шла, но конкретных свидетелей у них до сих пор не было.

– Договорились, – Ритц положил трубку и попросил секретаря соединить с офисом военного прокурора, отвечавшего за процесс Мэнинга, как только бумаги из ЦРУ прибудут в офис. Через 3 часа курьер военной связи привез пакет документов. Ритц, вскользь просмотрев их, сам набрал прокурора, попросив предъявить обвинения по максимуму, учитывая последствия опубликования данных Викиликс на интересы США. Ритц напомнил ему про Тунис и Бахрейн, Ливию и список с длинным многоточием. Теперь практически весь Госдеп и большая часть ЦРУ расхлебывает кавардак, появившийся на пустом месте, вот уже 5 месяцев.

Ритцу пришлось повисеть на телефоне около получаса, убеждая коллегу принять решение, после чего ему со скрежетом ответили согласием: при условии предъявления обвинений к моменту начала судебного процесса. 3 марта аналитику военной разведки Брэдли Мэнингу были предъявлены 22 обвинения, одно из которых инкриминировало ему помощь врагу. Ему грозила смертная казнь или пожизненное заключение.

Вместо того, чтобы окончательно переломить ситуацию в Ливии, повстанцы, стоявшие у стен Триполи, шаг за шагом уступали Каддафи города. Дело дошло до наступления на Бенгази – последнего оплота мятежников, к тому времени официально признанных Францией. Генриха во всем этом интересовал прямой транзит из Египта через Ливию в Тунис. Перед ним не стояла задача поставить того или иного человека у власти, его интересовала дестабилизация в этих странах, не более того. Что потом будет, как эти страны будут выстраивать свою жизнь, его как профессионала волновало меньше всего.