Путь меча - Генри Лайон Олди

Однако ко мне ан-Танья вошел один.

— Я привел сказителя, — прямо с порога начал он.

— Видел. И где же он?

— Ест. Я велел сперва накормить его — а ты тем временем пошли гонца к благородной госпоже Юнъэр Мэйланьской (можно просто Юнъэр или даже Юн, — подумал я). Ей тоже будет будет небезынтересно послушать этот… как же он сказал?.. джир. Джир о хитрозлобном якше Чэне Анкоре и его невесте!

Я прикусил язык.

Ага, значит, повеселимся…

Кос уже протягивал мне калам, чернильницу и бумагу. Я быстро написал витиевато-вежливое, но вместе с тем весьма настойчивое приглашение, запечатал его поданной Косом большой фамильной печатью Анкоров Вэйских — совершенно непонятно, где ан-Танья ее раздобыл! — и Кос вручил послание гонцу, который уже ждал за дверью.

Гонец умчался, а я подумал, что если Юнъэр откликнется на мой призыв — а она почти наверняка откликнется — то не пройдет и часа, как она будет здесь.

Вполне достаточное время, чтобы сказитель наелся до отвала.

И впрямь, спустя час без малого мне доложили о прибытии правительницы. Я встретил ее, как подобает, со всеми многочисленными церемониями — и провел в парадный зал, соответствующим образом убранный вездесущим Косом.

Два высоких кресла с бархатными подлокотниками — для нас с Юнъэр; перед ними — небольшой столик с фруктами, вином и сладостями; по углам зала курятся благовония, а посередине разложен двойной коврик для сказителя.

И ничего лишнего. Молодец, Кос!

Мы с Юнъэр чинно пересекли зал и уселись в приготовленные для нас кресла.

— Только не будем называть друг друга по именам, — шепнул я Юнъэр (Кос шепнул мне то же самое минутой раньше). — Сказитель слеп, и до поры до времени ему не надо знать, перед кем он поет. Хорошо?

Юнъэр с удивлением посмотрела на меня, но перечить не стала и согласно кивнула, колыхнув пышным узлом прически.

— Введите сказителя! — приказал я.

Двое слуг, почтительно поддерживая седобородого старца, ввели его в зал и усадили на коврик перед нами. Сказитель поерзал, усаживаясь, привычно скрестил ноги и взял то, что я решил называть дутаром.

— Тебе сказали, о чем петь? — спросил я.

— Да, о благородный господин!

— Тогда пой!

И я махнул рукой слугам. Те тихо вышли, закрыв за собой дверь. Кос вышел вместе с ними, хотя вполне мог бы остаться.

Что ж это за джир такой, что его даже Кос два раза подряд слышать не может?

— Джир о хитрозлобном якше Чэне Анкоре, о его черных деяниях и беззаконных тайнах, а также о бедах, обрушившихся на Кабир и Мэйлань из-за коварства подлого якши, да проклянет его Творец! — возвестил сказитель неожиданно высоким голосом.

Юнъэр вздрогнула, и я поспешил взять ее руку в свою…

10

— Я спою вам джир о Чэне,

Чэне из Анкоров Вэйских —

Джир о том, как был убит он

Во младенчестве беспечном

Злобным Бхимабхатой Шветой,

Повелителем всех якшей,

Страшным ракшасов царем.

(…Я поздравил сам себя с безвременной кончиной и приготовился слушать дальше…)

Рос спокойно Чэн в Кабире,

Млеко матери вкушая,

Радуя родных и близких

Кротким нравом и весельем,

Но ждала беда лихая

В самом сердце эмирата

Отпрыска Анкоров Вэйских,

Ах, ждала беда-кручина,

Своего она дождалась

И вошла к Анкорам в дом.

У пруда игрался мальчик,

Веселился Чэн-младенец,

И не ведал он о смерти,

Уготованной ему.

Бхимабхата Швета-ракшас,

Двухголовый, красноглазый,

Нравом дикий, острозубый,

Медношеий, крепкорукий,

Тяжкоплечий, страшный в гневе

Утопил его в пруду.

А потом на место Чэна,

Убиенного безвинно,

Царь проклятых людоедов

Сына своего подсунул,

Кровное дитя подкинул —

Принца-якшу Асмохату,

Дав ему обличье Чэна,

Чтоб он людям нес беду.

(…Сказитель перевел дух — и я тоже. Да, теперь я понимал ушедшего Коса…)

Бхимабхата Швета-ракшас —

Меч вручил он Асмохате,

Что огнем в ночи пылает,

Что насквозь сердца пронзает

Всем, кто демона узнал.

Рос, однако, принц-подкидыш,

Притворяясь человеком —

Лишь ночами над Кабиром

В облике летучей мыши

Тенью черною летал.

Годы шли, сменяя годы,

Рос и силы набирался

Злобный якша Асмохата,

Чэном звавшийся Анкором

Меж доверчивых людей,

Но нуждался демон в крови.

В крови, что дарует силу,

Что скрепляет чародейство,

Будто тайная печать.

Стал ходить он на охоту,

Прячась под ночным покровом,

Но не ланей быстроногих,

Не оленей и не туров —

Он хватал детишек малых,

Мирно спавших в колыбелях,

И из горла кровь сосал.

(…Ишь ты! Вот негодяй… мирно спавших в колыбелях… просто плакать хочется!..)

Но однажды дикий якша

Не успел следы упрятать

Трапезы своей кровавой —

И его за преступленьем

Сам отец-Анкор застал.

Янг Анкор за меч схватился,

Но не смог ударить сына,

Одержимого безумьем —

Он не знал, что это якша,

И что Чэн лежит в пруду.

Засмеялся Асмохата,

Вынул свой клинок волшебный,

Что огнем в ночи пылает —

И пронзил Анкору сердце

И его напился крови,

Силы черной набираясь

И взывая к Бхимабхате,

Прославляя злую нечисть,

Отвергая путь Творца.

И возрадовались якши,

Ведьмы, ракшасы и дэвы,

Ибо время подходило,

Время ужаса и смерти,

Что навеки воцарится

На пылающей земле.

И явился Бхимабхата,

Страшный Бхимабхата Швета,

Двухголовый повелитель

Якшей, ракшасов и дэвов —

Он явился к Асмохате,

Своему родному сыну,

Он расхохотался злобно

И сказал ему: «Теперь