Первопроходцы - Олег Слободчиков

– Я зачем тебя ставил на шест? – заорал, размахивая руками.

Побитый спрятался за спинами столпившихся людей, выискивая защиты от разъяренного атамана.

– Что бросили? – через борт спросил Анкудинова Дежнев.

– Одеяла, одежка, харч, парус… Пока волна не уляжется, как достанешь? Якорь! – отчаянно вскрикнул и хлестнул себя по лбу мокрой ладонью. – Железный, два пуда!

– Якорь бросать нельзя! – согласился Федот.

Два перегруженных людьми коча, его и Дежнева, отгребали от берега к другим качавшимся на волнах. Анкудинов схватил за ворот незадачливого впередсмотрящего с набухавшим синяком под глазом.

– Плыви за якорем! Ишь, успел одеться…

– Один, что ли? – жалобно вскрикнул тот, оглядываясь на товарищей. – Я же мокрый. Околею!

Одному снимать якорь даже Герасиму показалось делом невозможным.

– Со мной пойдешь! – рявкнул и стал спускаться в лодку, привязанную к борту.

Ценный якорь был вывезен. Посиневшие от холода люди втянуты на борт поповского коча, им дали сухую одежду и отдых. Шесть судов с предосторожностями продолжили путь, выискивая место для стоянки. Запас дров кончился, сушиться было нечем. Между тем пришлось идти на гребях вдоль берега еще день и другой, пока караван не вошел в просторный залив. Берега его были низменными, покрытыми тундровым мхом. Укрывшись от ветра и волн, кочи встали на якоря. От бортов к суше засновали лодки с бочками для пресной воды, затем с плавником. На небольших, но многочисленных береговых озерах еще кормились утки. Промышленные набили птицы, наловили рыбы, на судах задымили очаги, люди стали готовить горячую пищу.

Отдохнув, мореходы повели суда вдоль берега в поисках устья большой реки. Просторный залив с редкими вольно плавающими льдинами открылся за мысом, кочи вошли в его спокойные воды. В одной из бухт гребцы заметили много больших байдар и полтора десятка полуземлянок, сложенных из камня, на скале стояла крепость из китовых костей. Против нее кочи остановились. Песок и окатыш были в аршине под плоскими днищами судов. Якорей не бросали, удерживаясь на отмели шестами. Семен Дежнев, вздыхая и почесываясь, нехотя стал готовиться к встрече с инородцами, чтобы говорить им государево слово и требовать ясак.

– Может, для начала поторговать?! – тоскливо взглянул на Федота Попова.

Тот, пожав плечами, ответил:

– По мне, так и вовсе никого ни к чему не принуждай. Захотят, сами попросятся под государеву руку.

Но чукчи, увидев кочи, выскочили из землянок в деревянных и костяных латах с копьями и луками, воинственно закричали, размахивая оружием.

– Ну! Иди давай! – Анкудинов с поповского судна опять подстрекал колеблющегося Дежнева. – Говори государево слово! А мы, если что, – на погром!

– Сперва торг! – твердо объявил Дежнев, тряхнув челкой. – Потом, как Бог даст!

Федот сложил в лодку ходовой товар: бисер, корольки, топоры, железные полицы, которыми якуты и казаки укрепляли щиты. Со своим товаром также собрались плыть своеуженники: Осташка Кудрин и Юшка Никитин . Все вооружились, надели брони и шлемы: вид береговых чукчей не предвещал доброжелательной встречи. Племянника Емелю Попов оставил при своих судах за старшего. Трое с товаром сели в лодки. Двое из них, не замочив ног, высадились на сушу с мешками, один вернулся с пустой лодкой на привязи, затем переправил на берег еще двух своеуженников. С бессоновского коча к тому же месту поплыли для торга Фома Семенов и Елфим Меркурьев. Остальные, с ружьями наизготовку наблюдали за берегом. Над людьми Дежнева тоже курился дымок тлевших фитилей.

Сошедшие на сушу сложили часть товара и отошли к лодкам. Не бросая оружия, к обменному добру подошли два десятка мужиков, загалдели, обнадеживая торгом, но вместо того чтобы положить против понравившихся вещей свои, стали метать в гостей камни, копья и стрелы. С судов загрохотали выстрелы, по воде заклубился пороховой дым. Три десятка анкудиновских беглецов яростно завыли и стали прыгать за борт, в студеную воду. По пояс мокрые, выскочили на сушу, две толпы сшиблись с яростью и лязганьем оружия. Чукчи не выдержали рукопашного удара, побежали к землянкам. Вольница ринулась следом за ними. Дикие укрылись за камнями, стали осыпать нападавших стрелами. Пущенные из тяжелых костяных луков, они пробивали брони. Камни, брошенные пращами, гнули куяки и сбивали людей с ног.

Федот Попов был ранен в первые минуты боя, поскольку оказался впереди всех. Осташка Кудрин подтащил его к лодке, побросал туда же товар и стал торопливо выгребать к кочу, с которого уже не стреляли, но бегали вдоль бортов и тушили стрелы с огнивом. Чукчей отогнали от селения. Одни из охочих людей рубили и резали их лодки, другие обшаривали жилье, хозяева осыпали их градом камней. Долго держать такой удар беглые казаки и промышленные не могли и стали отступать к воде с добычей: одеялами, копьями, с рыбой и мясом. Кроме всего нехитрого добра на погроме были взяты три женщины. Одна отдалась без сопротивления, две другие визжали и вырывались. Кто на лодках, кто по пояс в студеной воде – погромщики кинулись к судам. Семейка Дежнев продолжал стрелять, не подпуская чукчей к воде. К нему присоединились люди Афанасия Андреева и Бессона Астафьева. Как только ходившие на берег поднялись на суда, они стали отгребать от берега.

Погода портилась. Ветер усиливался, но был пособным. На судах подняли паруса и стали уходить на полдень. Увидев отдалявшееся селение, одна из ясырок бросилась в воду. Она не утонула, но погрузилась по грудь и, помогая себе руками, стала выбираться к суше. Другая, глядя на нее, перестала вырываться. Ее держал за руку Фома Семенов, он добыл девку в бою. Третья, приветливо улыбаясь, что-то лопотала. Кочи все дальше и дальше уходили от немирного селения. Федот Попов, превозмогая боль, вспорол ножом кожу на бедре, вынул костяной наконечник. Емелина якутка пережала ему какие-то жилы и остановила кровь. Рану в неудобном месте, как могли, перетянули лоскутами разодранной льняной рубахи. Попов, бледный от потери крови, едва дополз до своего места в жилухе и слег.

За мысом пологий берег опять повернул к закату и стал едва виден в редкой темени подступавшей ночи. Ветер плескал крутыми, невысокими волнами, которые шумно шлепали по бортам. Пантелей попытался поставить коч на якорь. Герасим Анкудинов, сменивший на корме поповского судна Осташку Кудрина, сделал то же самое и выпустил трос на всю длину, но якоря волочились по дну.

– Людей много, выгребем! – бесшабашно крикнул, кося плутоватыми глазами на корму дежневского коча.

Меняя друг друга, гребцы всю ночь удерживали суда в виду темневшей полосы суши. К утру разъяснились невысокие извилистые берега, обсыхающие при отливе отмели. Промокшие и продрогшие люди увидели, что находятся в широком заливе, который мог быть и губой. Еще сутки суда продвигались на веслах, но ничего похожего на устье реки не было. Впереди шел поповский коч с Герасимом Анкудиновым на корме, за ним следовал Семен Дежнев, подобравший половину его людей. Вдали показалась гора с черными скалами, подступавшими к полосе прибоя, за ними тянулась долгая песчаная отмель. Вблизи гребцы увидели с десяток лежавших на ней моржей, еще столько же плескалось в воде.