Дикая звезда - Кэтрин Коултер

Байрони заставила себя равнодушно пожать плечами.

— Ты сам дал ответ, Брент. Разумеется, чтобы получить то, чего хочу.

— И чего же ты хочешь?

Она опустила ресницы, чтобы он не увидел боли в ее глазах. Ее губы шевелились, но она не могла произнести ни слова.

— Уверен, что довольно скоро ты скажешь мне, — бросил Брент и быстро поднялся. — Одевайся, Байрони. Мы и так уже опоздали к ужину.

* * *

— Брент! Слышал, слышал, что вы вернулись домой. Добро пожаловать.

Брент пожал протянутую Джеймсом Милсомом руку, задержав взгляд на лице человека, который был одним из ближайших друзей и ровесников отца. Он выглядел стариком — лицо в морщинах, тонкие седые волосы. Неужели и его отец перед смертью был таким же старым?

Брент проглотил подступивший к горлу комок. Десять лет — не малый срок.

— Да, я вернулся в Уэйкхерст на прошлой неделе.

Мне нужно поговорить с вами, мистер Милсом.

— Я ждал вас, Брент. Садитесь, пожалуйста.

Брент опустился в большое кожаное кресло напротив письменного стола красного дерева, за которым обычно сидел Джеймс Милсом, и обвел взглядом отделанный темными панелями кабинет.

— Я хорошо помню письменный стол, и эти картины, — проговорил он. — Вы по-прежнему выставляете своих лошадей на скачки, сэр?

— Да, действительно. Вот новая картина. — Милсом указал на изображение чалого жеребца для скачек на короткие дистанции. — Его звали Снаряд.

Бедняга подох несколько лет назад. Хорошо, что удалось сделать его портрет. Думаю, это к лучшему — он на скачках сломал ногу. Ну да хватит об этом.

— Начиз изменился, — заметил Брент. — Новые здания, шумные причалы, больше судов на реке.

— Да. — Милсом покачал седой головой. — Пароход, на котором вы когда-то уплыли — «Леди Фортуна», — несколько лет назад взорвался. Идиот капитан поднял пары, чтобы похвастаться скоростью. И угробил человек пятнадцать. Как я понимаю, вы недавно женились. Примите мои поздравления.

— Благодарю вас, сэр.

Джеймс Милсом сел за письменный стол и теперь внимательно изучал сидевшего напротив молодого человека. Совсем мужчина, подумал, он словно стряхивая с себя воспоминания о красивом самоуверенном юнце, каким тот запомнился ему.

— Ваш отец пожалел о том, что произошло, Брент, — сказал он напрямик, без предисловий. — Конечно, не сразу, уж очень он был рассержен. — От старика не укрылось движение Брента, машинально тронувшего пальцами шрам на щеке.

— Он вам обо всем рассказал?

— Да, и только я один знаю, что тогда произошло.

Простите меня, Брент, за то, что я позволяю себе бередить старые раны. Но вы же пришли ко мне, чтобы поговорить об отце, не правда ли?

— И о нем, и о других вещах, — вздохнул Брент. — На его месте я, вероятно, убил бы такого сына. Я был бы не слишком хорошим сыном?

— Все в прошлом, Брент.

— Да, он умер, и теперь слишком поздно пытаться что-то исправить.

— Знаете, что он десятки раз перечитывал ваши письма к брату? Следил за успехами. Узнав, что вы открыли салун в Сан-Франциско, был очень рад за вас. Помню, с удовольствием говорил мне, что наконец-то вы осели на месте, наконец поладили с самим собой.

Брент помнил то письмо, последнее из написанных им. Оно было проникнуто возбуждением, удовлетворенностью, надеждами.

— Как жаль, что он не дожил до вашей свадьбы.

Он очень бы порадовался.

— Думаете? Я не уверен. Возможно, он представлял себе моего сына, в далеком будущем, в постели с новой соблазнительной молодой женой отца. Иронический итог, воздаяние конечной справедливости.

— Не могу представить, чтобы вашей молодой жене вздумалось умереть, — сухо заметил Джеймс Милсом.

— Как и я не мог представить, что умрет моя мать.

Милсом, нахмурившись, откинулся на спинку кресла.

— Я думаю, пора избавляться от чувства вины, Брент. Сам я вас, разумеется, не осуждаю, и ваш отец тоже перестал осуждать очень скоро после вашего отъезда. Лорел… — он помолчал, тщательно подбирая слова. — Не считаю, что разумно, как для мужчины, так и для женщины избирать себе спутника жизни за пределами своего поколения. Ваш отец осознал свою ошибку очень быстро. Правда, не раньше, чем застал вас в постели с Лорел. После этого он никогда не был близок с нею.

— Почему? Потому что я ее осквернил?

— Нет, потому что переживал из-за своей глупости и слепоты. Послушайте, Брент, ваш отец провел последние годы не в одиночестве. Он нашел себе другую и был счастлив.

Брент подался вперед в кресле.

— Я не стану называть вам имя этой леди. Достаточно сказать, что он был осмотрителен, и опять-таки я единственный человек, кому он доверил свою тайну.

— Вы меня утешили, — заметил Брент. — Видит Бог, он этого заслуживал. Если бы только я не был таким эгоистом, если бы понимал…

— Мне никогда не доводилось встречать восемнадцатилетных юношей, которые были бы святыми, Брент. Ну а теперь должен сказать тебе кое-что. Я виделся с вашим отцом перед самой его смертью. Он хотел написать вам письмо.., как я думаю, очистить свою и вашу душу. Но на это уже не оставалось времени. К сожалению. Что же касается его завещания, то он поначалу лишил вас наследства, но очень скоро, года через два, изменил решение.

Письмо. Да, подумал Брент, сцепив пальцы, жаль.

— Будь я на месте отца, я сделал бы своим наследником Дрю.

— Ваш брат не интересуется ничем, кроме живописи, вы же знаете. Что до Лорел, я нахожу весьма небезынтересным то, что он, так сказать, передал ее в ваши руки.

— Над этим я пока еще не думал. — Брент помолчал, потом осторожно проговорил:

— Есть и еще одна причина моего визита к вам, сэр. Речь идет о Фрэнке Пакстоне.

— А, да, разумеется.

— Уверен в том, что управляющий Уэйкхерста годами набивает себе карманы, в особенности с того времени, как заболел отец.

— Вы, вероятно, правы, но доказательствами я не располагаю. Больной хозяин или хозяин в отъезде — вот причина подобных вещей, сами понимаете. На вашем месте, Брент, я просто уволил бы этого парня.

Но кто тогда станет управлять плантацией?

— Сначала я с удовольствием свернул бы ему шею.

Пакстон пользуется услугами вашего банка?

— Нет, он вовсе не дурак. Скажите, ваша жена с Юга?

«Не дурак и я», — подумал Брент, хорошо понимая, куда гнул мистер Милсом.

— Она провела отроческие годы в Бостоне, а в прошлом году вернулась в Калифорнию.

— Значит, наши традиции ей непонятны.