Темный эльф. Хранитель - Александра Лисина

Линнувиэль украдкой покосился на безмятежное лицо своего лорда, под боком у которого пристроилась Белка, и постарался не думать, почему у наследника трона, двусмысленно склонившегося над каштановыми локонами, то и дело возбужденно шевелятся ноздри, а в глазах вспыхивают нескромные алые искорки. Остальные больше косились на Шранка, но все равно помалкивали. Если лорд позволяет, пусть творят, что хотят. В конце концов, все эти странности начали откровенно утомлять.

Таррэн тоже молчал, прикрыв веки и медленно вдыхая пьянящий аромат своей удивительной пары. Он почти не двигался, опасаясь нарушить ее покой. Но в такой тесноте даже слепой бы заметил – в его «Огне жизни» совсем не было прежней ярости. Сила – да, но совершенно другая, нежели у владыки Л’аэртэ. Та самая сила, о которой замершие в оцепенении эльфы очень-очень старались не думать.

Линнувиэль спрятал лицо в складках плаща и, тщетно сдерживая дрожь в пылающем теле, постарался уснуть. Получалось плохо, потому что малейшее движение отдавалось ослепляющей болью в поврежденной руке, а потом еще долго гуляло по онемевшим от напряжения мышцам. Он по-прежнему молчал, пытаясь отделаться от ощущения внимательного взгляда. Сам понимал, что глупо подозревать мирно спящего звереныша Торк знает в чем, но воспаленный мозг не сдавался. И, едва хранителю удавалось задремать, немедленно выдавал картинку нечеловеческих, неистово горящих в кромешной тьме глаз, от одного вида которых эльф с судорожным вздохом приходил в себя, а потом долго успокаивал бешено колотящееся сердце.

К утру отвратительный мелкий дождик наконец перестал испытывать терпение насквозь промокших путников. В сером мареве туч промелькнули первые солнечные лучи. Лес встрепенулся, воспрянул от навеянной непогодой хмари. Накрывший деревья туман неохотно отступил к реке, а затем и вовсе растаял, оставив после себя пропитанный влагой воздух, запах мокрых камней да раскисшую дорогу, по которой отряду еще предстояло добираться до Борревы.

Карраш бодро отряхнулся, избавляясь от мокрых капель на бархатной шкуре, и, прошлепав по холодным лужам, с любопытством заглянул под низко опущенные еловые лапы.

– Сгинь, – велела Белка, не открывая глаз, но мимикр послушался не сразу. Сперва отряхнулся снова, щедро окатив полусонных эльфов холодными брызгами, и довольно оскалился, когда те с ворчанием зашевелились.

А чего расселись? Правильно. Все равно надо вставать. Так что минутой больше или меньше, какая разница? Лучше пусть спасибо скажут, ведь всего за пару секунд и взбодрились, и сон прогнали, и даже выбрались из-под отсыревших за ночь плащей. Жаль, что хозяйка не оценила.

Карраш вопросительно уставился на сладко дремлющую Гончую, которой полагалось первой вскочить и давно перебудить весь лагерь, немного поколебался, но все-таки вытянул морду и, стараясь не обрушить вниз целый водопад, нежно коснулся ее щеки губами. Мол, вставай, соня – солнце уже высоко, надо ехать. Потом требовательно ткнулся мокрым носом в Таррэна, но ответа тоже не дождался и, наконец, совсем уж бесцеремонно цапнул Шранка за сапог.

– Убью, – внятно предупредил воевода, приоткрыв одно веко, после чего мимикр передумал выволакивать его из-под плаща за ногу. – Таррэн, ты спишь?

– Нет, – вполголоса отозвался эльф, не шевельнув даже пальцем.

– А Бел?

– Тоже нет.

– Тогда чего мы ждем?

– Наслаждаемся тишиной, пока есть такая возможность.

– И теплом, – довольно кивнула Белка, соизволив наконец потянуться и открыть глаза. – Ох, как же хорошо, когда рядом есть такая замечательная грелка…

– Точно, – невинно отозвался Шранк. – Главное – большая и почти что вечная.

Таррэн тихонько фыркнул и стремительным движением поднялся, открыв любопытным взглядам абсолютно сухую лесную подстилку, где тлели нагретые его телом листья и виднелся четко очерченный, слегка вплавленный в кору силуэт, от которого все еще вился слабый дымок.

Линнувиэль устало подтянул плащ на онемевшее плечо и с трудом поднялся. Кажется, за ночь рука еще больше опухла, зато полностью потеряла чувствительность и почти не болела. Правда, вместо нее теперь упорно ныло все остальное тело, но слепящих искр в глазах больше не было. И значит, у него есть неплохой шанс добраться до Борревы на своих ногах, а там – до первой же лавки травника, где можно будет попробовать купить лекарство от неизвестной заразы. Лишь бы дотянуть.

Младший хранитель украдкой отер повлажневшее лицо, искренне радуясь тому, что в его народе не принято вмешиваться в чужие проблемы, а если кто и заметит, то спишет выступившую на его лбу испарину на дождь. Затем помотал головой, прогоняя разноцветные круги перед глазами, и побрел прочь, медленно переставляя одеревеневшие ноги и стараясь не слишком сильно шататься. Кажется, эта ночь вымотала его сильнее, чем утомительный день в седле. Его постоянно колотил озноб. Кости ломило, мышцы то и дело сводило, он постоянно пытался найти удобное положение. От каждого движения прошибал едкий пот. А еще его терзал холод… невыносимый холод, приходящий на смену невыносимому жару. Глаз он за эту ночь почти не сомкнул, но если и удавалось ненадолго уснуть, то вскоре его вновь вырывали из сна или немилосердная боль, или кошмары, или смутное ощущение мимолетного, едва уловимого, но вполне различимого в какофонии лесных запахов аромата. Тонкого аромата знаменитого эльфийского меда, которому здесь попросту неоткуда было взяться.

– Линни, друг мой ушастый, тебе помочь? – догнал его звонкий голосок.

Темный эльф из последних сил выпрямился.

– Нет, спасибо. Не привык, знаешь ли, посещать кусты в такой сомнительной компании.

– Ну-ну, – с сомнением протянула Белка, едва заметно хмурясь. – Смотри, если заблудишься – крикни.

– Чтоб я да заблудился? – криво усмехнулся хранитель, прогоняя мушки перед глазами.

– А что? Вдруг тебя вчера по голове слишком сильно ударили? Остроухие на поверку бывают такими ранимыми…

– Это не про меня, – прошептал Линнувиэль, цепляясь за ближайший ствол и раскачиваясь из стороны в сторону. – Не надейся.

– Ага. Тогда рану перевяжи потуже, герой, а то кровищей воняет так, что меня рвотные позывы скоро замучают!

– Ну, хоть что-то…

– Чего? – не поняла пропавшая за деревьями Белка.

– Хоть что-то способно тебя довести, – хрипло закашлялся эльф и рухнул наконец на мокрую траву без движения. – Даже приятно, что по моей вине.

– Дурак ушастый! – неожиданно насупилась она, резко отворачиваясь от кустов, за которыми пропал остроухий упрямец, и сердито потопала к нетерпеливо ожидающему Каррашу.

А темный, не по своей воле умывшись росой, отдышался, с немалым трудом сел, размотал насквозь промокшую повязку и, пользуясь моментом, принялся подрагивающими от слабости пальцами отдирать присохшую ткань от почерневшей кожи. Кажется, зря он промолчал вчера, не рискнув обратиться за помощью к Таррэну. Зря тянул время, потому что за ночь вокруг глубоких отметин от зубов появился черный ободок наподобие того, каким встречала своих жертв «Черная смерть». А под ним – плотный вал воспаленной плоти, из-под которого начала сочиться подозрительно потемневшая кровь.