Да будем мы прощены - Э. М. Хомс

Я стараюсь дышать поглубже.

– Это как в детстве, – говорит она. – Мы рано ужинали, еще когда папа с работы не приходил, а потом сидели и ждали фургон с мороженым. Мое любимое было «Клубничный торт» или «Шоколадный эклер».

– А нам не разрешали покупать мороженое с фургона, – вдруг вспоминаю я. – Моя мать считала, что через него заражаются полиомиелитом.

Тесси работает во дворе, обнюхивает подряд кусты, нарциссы, лилии, – все, что пробиваются из земли, метит лужицами то там, то здесь.

– Она действительно хорошо выдрессирована, – говорит женщина. – Даже попыток не делает выйти на улицу.

– Она улицу не любит.

К тротуару подъезжает владелец ресторана мистер Гао на старом джипе «хонда». На борту – название ресторана.

Я иду к машине. Мистер Гао сидит за рулем, его жена рядом с большим коричневым бумажным пакетом в руках. В пакете наш ужин – пахнет в машине изумительно.

Хотя вполне можно было бы передать пакет в окно, миссис Гао выходит из машины. Одета она в китайское платье хозяйки.

– Динь-дилинь, доставка, – говорит она, изображая звон колокольчика.

– Как вы поживаете? – спрашиваю я.

– Хорошо, – отвечает она. – Мы не видели долгое время вас.

– Я был занят. Кто сейчас управляет в ресторане?

– Мистер Фу, главный официант. Он уже давно у нас работает. – Она окидывает взглядом дом. – Хороший дом.

– Спасибо, – говорю я, вынимая деньги из бумажника.

Я расплачиваюсь, она передает мне пакет. Потом сует руки в боковые карманы и вынимает сжатые кулаки.

– В какой руке?

Я выбираю правую, она ее переворачивает и раскрывает. На ладони горка белых мятных конфеток с желейной серединкой, которые всегда лежат около кассы.

– «Трик-о-трит» для вас.

– Спасибо. – Я закидываю один леденец в рот. Она высыпает мне в руку остальные, сладко-липкие.

Гостья держится поодаль, на газоне, возле двери, будто не хочет, чтобы ее видели.

– К нам приходите скоро, – говорит хозяйка ресторана.

– Спасибо, обязательно.

Я смотрю вслед их уезжающей машине, потом поворачиваюсь к дому. Женщина уже зашла внутрь и в кухне ищет тарелки и приборы.

За едой она спрашивает, случалось ли мне красть.

– Что, например?

– Например, что под руку подвернется.

– Нет, но вам, похоже, случалось?

Она кивает.

– Интересно, а что было самое большое из того, что вы украли?

Она замолкает, на секунду задумавшись, откусывает кусок от ролла мушу и брызжет капустой и соевым соусом.

– Тридцатисемидюймовый плазменный телевизор, – говорит она, продолжая жевать.

– Под пальто?

– Нет, в арендованной машине. Мне он был нужен. Я так долго жила с тринадцатидюймовым и без пульта. Сколько же можно так отставать от жизни?

– Мне тревожиться при мысли, что на самом деле вы сюда приехали на разведку, а потом со своим бойфрендом вернетесь на фургоне и вынесете все дочиста?

Она поднимает глаза:

– Ну нет. Я у людей не краду, только из магазинов. У знакомого ничего бы не взяла.

– А я вам знаком?

– Вы меня поняли. У человека, не у корпорации.

Мы заканчиваем еду, и она аккуратно запаковывает остатки, кладет обратно в коричневый пакет и убирает в холодильник.

– Пора печенья открывать.

– Чаю хотите?

– Лучше еще вина, – отвечает она, разламывая первое печенье. Потом еще и еще, каждый раз ей явно не нравится результат, пока, наконец, не добирается до четвертого предсказания: «Ваша удача начинается сейчас».

Обломки печений она скармливает Тесси, пока я не прошу перестать: иначе у собачки живот заболит.

Мы переходим обратно на диван, смотрим телевизор, и я ловлю себя на мысли, что теперь понимаю высший смысл телевидения: оно дает людям, у которых нет ничего общего, возможность сойтись и о чем-то поговорить, дает знакомую территорию. Я начинаю уважать Джорджа за то, что он делал: телевизор объединяет нас как американцев. Человек есть то, что он смотрит.

– Мне скоро пора, – говорит она.

Я киваю. О сексе не думаю, но, видимо, он входит в программу, в меню – сразу после апельсиновых долек и печений с предсказанием. Без предупреждения она прижимает меня к дивану, налетает с тяжелыми влажными поцелуями, рот раскрыт и по-своему талантлив: я не могу не ответить. Она всаживает в меня язык и отодвигается на секунду, скидывает через голову рубашку – и, в сущности, одаривает меня собой. Груди у нее больше, полнее, чем я ожидал, на ней лифчик, темно-синий, кружевной, оттеняющий бледность кожи. Она довольно умело занимается мной, освобождая мою напряженную ситуацию из укрытия, но когда я тянусь к пуговице ее джинсов, она качает головой: нет. Я подчиняюсь. Дальше – горячо, нетерпеливо, с плотной хваткой, с соскальзыванием с кожаных подушек на пол. Потом я кончаю – и все. Меня оставляют, опустошенного, на полу, мой сморщенный конец валяется у меня на бедре растаявшим рожком мороженого, а она уже встала и надевает рубашку, как будто так и надо. Идет в кухню, берет свои продукты из морозильника, возвращается в гостиную, где я еще валяюсь на полу.

– Ну, пока, – бросает она небрежно.

– Не хочешь дать мне свой телефон?

– Я знаю, где ты живешь.

Когда она уезжает, я отмываюсь, поправляю диванные подушки и пытаюсь не думать о том, как все это было странно.

Я даже не знаю, как ее зовут.

На следующее утро меня заказным письмом информируют, что я официально разведен. Почтальон звонит в дверь, Тесси лает, я расписываюсь за письмо – и вуаля! – развод у меня в руках. Совсем не так трудно, как я думал.

В детстве, вспоминаю, слышал я разговоры взрослых о неудавшихся браках и о том, что жена должна была доказать измену мужа, «застать его в момент совершения», и еще какие-то случаи, когда пара была вынуждена жить в другом штате не менее года, чтобы решилось ее дело.

А сейчас развод буквально присылают по почте – с купонами на скидку при доставке пиццы и благодарственной запиской Эшли, написанной на ее «официальной» бумаге с выдавленными инициалами Э. С. С.

Эшли Сара Сильвер.

Почему никто не подумал, что когда-нибудь кто-то сократит до инициалов?

Спасибо тебе за поездку в Вильямсберг, это было очень интересно, я очень много узнала нового. Спасибо за платье, за туфли, за гусиное перо, за чернильный порошок, за писчую бумагу, сургуч и печать, за книгу про Покахонтас и за все еще, о чем я забыла здесь написать. Твой друг – Эшли Сильвер.