Черные реки сердца - Дин Кунц

На автостоянке за рестораном, в некотором отдалении от Евиной «Хонды» припарковался голубой «Додж»-фургон, из него появились мужчина и женщина, видимо, приехавшие поужинать. Им обоим было за сорок, мужчина передвигался в инвалидной коляске. Электрический подъемник, управляемый им без посторонней помощи, спустил его на землю через боковую дверцу фургона.

Больше никого на автостоянке не было.

— Я отойду на минутку, — сказал Рой Еве, — только поздороваюсь.

— Хм?

Рой подошел прямо к «Доджу».

— Добрый вечер, — произнес он, нащупывая под пальто свою кобуру.

Пара взглянула на него, потом оба сказали:

— Добрый вечер, — с некоторым замешательством в голосе, словно пытались припомнить, встречали ли они его раньше.

— Я чувствую вашу боль, — сказал Рой, вынимая пистолет.

И он выстрелил мужчине в голову.

Его вторая пуля была направлена в горло женщине, но не прикончила ее, та упала на землю, забавно подергиваясь.

Рой обошел мертвого мужчину в инвалидной коляске. Женщине на земле он сказал:

— Извините, — и выстрелил в нее снова.

Новый глушитель на «беретте» действовал прекрасно. Под февральским ветром, завывающим между пальмами, ни один из трех выстрелов не был слышен на расстоянии десяти футов.

Рой повернулся к Еве Джаммер.

Она выглядела потрясенной.

Он подумал, не был ли он слишком импульсивным для первого свидания.

— Это печально, — сказал он, — что некоторые люди вынуждены терпеть, как складывается их жизнь.

Ева взглянула на тела, потом встретилась глазами с Роем. Она не закричала и даже не произнесла ни слова. Конечно, она могла быть в шоке. Но он не думал, что именно из-за этого эпизода. Казалось, она силилась понять, в чем дело.

Может быть, теперь все будет как надо.

— Я не могу их там оставить, — сказал он, убрав пистолет в кобуру и натянув перчатки. — Они имели право сохранить достоинство.

Пульт управления подъемником находился на подлокотнике кресла-каталки. Рой нажал на кнопку, и кресло с мертвецом поднялось над стоянкой.

Рой вошел в фургон через отодвигавшуюся на роликах дверь и вкатил коляску внутрь.

Полагая, что мужчина и женщина были мужем и женой, Рой продумал подобающую неожиданную сцену. Ситуация была настолько очевидной, и у него не было времени проявлять оригинальность. Он должен был повторить все, что сделал с Беттонфилдами вечером в среду в Беверли-Хиллз.

Высокие фонари хорошо освещали автостоянку. В открытую дверцу проникало достаточно света, чтобы позволить ему выполнить свою работу.

Он поднял мертвого мужчину из его кресла и положил на пол лицом вверх. В фургоне не оказалось коврика. Рой посожалел об этом, но под рукой не было ни дорожки, ни одеяла, чтобы обустроить последний приют пары более комфортно.

Он затолкал кресло в угол, чтобы оно не мешало.

Выйдя из машины, Рой поднял мертвую женщину и положил ее внутрь фургона. Ева не спускала с него глаз. Потом он влез опять в машину и положил женщину рядом с мужем. Подняв ее правую руку, он соединил ее с левой рукой мужа.

Глаза женщины были широко открыты, у мужа был приоткрыт один глаз. Рой уже хотел закрыть их своими пальцами в перчатке, когда его осенила другая идея. Он поднял веко закрытого глаза у мужчины и выждал, надеясь, что глаз останется открытым. Так и произошло. Тогда он повернул голову мужчины влево, а голову женщины вправо, так что теперь они глядели в глаза друг другу, в вечность, в которую они отошли, найдя приют гораздо лучший, чем Лас-Вегас в Неваде, чем любое другое место в этом мрачном, несовершенном мире.

Он присел на мгновенье в ногах трупов, любуясь своей работой. Нежность, выраженная в их позе, бесконечно умиляла его. Очевидно, они любили друг друга и теперь были вместе навсегда, как желали бы того все любовники.

Ева Джаммер стояла у раскрытой двери и смотрела на мертвую пару. Казалось, даже ветер пустыни сознавал ее исключительную красоту и ценил ее, разделяя ее золотые волосы на красивые струи. Казалось, что ветер не обдувал ее, а лелеял.

— Это так печально, — сказал Рой. — Ну что за жизнь они вели: он, прикованный к инвалидной коляске, и она, привязанная к нему узами любви? Их жизнь была так ограничена его немощью, их будущее приковано к этому проклятому креслу. Сейчас им намного лучше.

Рой выбрался из фургона и, бросив последний взгляд на любящую пару, задвинул дверь.

Ева уже ждала за рулем своей машины, включив мотор. Если бы она была напугана, то могла бы попытаться уехать без него или убежать обратно в ресторан.

Он сел в «Хонду» и застегнул ремень безопасности.

Они сидели в молчании.

Она была интуитивно убеждена, что он не убийца, и то, что он сделал, было моральным актом, и действовал он на ином, более высоком уровне, чем средний человек. Ее молчание лишь свидетельствовало о том, что она прилагает усилия, чтобы перевести интуитивное постижение в интеллектуальную концепцию и тем самым более полно понять его.

Она отпустила сцепление, и машина выехала с автостоянки.

Рой снял свои кожаные перчатки и сунул их во внутренний карман пальто.

Некоторое время Ева просто направляла машину вдоль ряда жилых домов. Ехала, лишь бы ехать, неизвестно куда.

Для Роя же огни, которые мерцали в этом скопище домов, уж больше не казались ни неясными, ни таинственными, какими они представлялись в другие вечера и в других городах, когда он в одиночестве проезжал по схожим улицам. Теперь они были просто печальными: ужасно печальные маленькие огни, освещавшие мелкие печальные жизни людей, которые никогда не будут наслаждаться страстным приобщением к идеалу, подобно Рою, сумевшему обогатить свою жизнь. Эти маленькие печальные люди никогда не вырастут над стадом, как вырос он, никогда не испытают трансцендентных отношений с кем-нибудь таким же исключительным, как Ева Джаммер.

Когда наконец прошло достаточно времени, он сказал:

— Я стремлюсь к лучшему миру. И даже более того, Ева. — Она ничего не ответила. — Совершенному во всем, — произнес он тихо, но с огромным убеждением. — Совершенным законам и совершенному правосудию. Совершенной красоте. Я мечтаю о совершенном обществе, где каждый наслаждается совершенным здоровьем, совершенным равенством; в котором вся экономика действует как идеально отлаженная машина; где все живут в гармонии друг с другом и с природой; где никто никого не оскорбляет и не подвергается оскорблениям; где все мечты совершенно рациональны и значительны; где все мечты становятся реальностью…

Он был так захвачен своим монологом, что в конце у него дрогнул голос и пришлось сдержать слезы.

И опять она ничего не сказала.