Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов

Боярскую господу убедить было ещё труднее. Да и явились не все, узнав, что княгиня присутствовать не будет, нашли себе дела поважнее. Ближе всех к правившему собрание Миливою сидел старый Вуефаст, коему перевалило за шестой десяток, и которого Искусеев хотел видеть меньше всего. Полуглухой Вуефаст с высоты возраста снисходительно и с высокомерием поглядывал на Миливоя и иногда отвечал невпопад, когда ему давали слово.

— Смердов с земли снимать не след, — молвил Величко Слудов, отерев платом с чела выступивший от духоты пот, — казна недорода не выдержит.

— А ромеи золото давали?

— То золото по Болгарии который месяц гуляет!

— Тем более. Да не посмеют печенеги на Киев прийти — чего толковать? Не бывало такого!

Дума загудела ульем, Вуефаст согласно кивал седоватой поглупевшей в старости головой — не было и не будет.

— Кому рать ту вести? Воеводы со Святославом, Претич на Волынь ушёл, Неждан — ко кривичам. Лют Свенельд остался.

— Лют-то? Он наведёт!

Раздалось несколько смешков, но утихли под строгим окоротом нарочитых бояр: смотрите, Лют прознает, обиду на всю жизнь затаит.

— Рать собирать надо!

Миливой решил твёрдо стоять на своём, из-под насупленных бровей обводил потемневшими серыми глазами боярскую господу. Он не слышал и не хотел слушать гудение вятших, возражавших ему. Слово взял молодой Любислав из рода Гуннара, уже в тридцать с небольшим лет за ум прозванный уважительно Осьмомыслом, но прозвище крепко ещё к нему не прикипело. Поднялся, привлекая к себе внимание, поправил оплечье, украшенное парчёй и жемчугом, подождал пока утихнет шум, молвил:

— Обухом не перешибить топора, Миливой. Княгиня, вишь, против, да дума по её думает. Середину искать надо.

Искусеев напрягся всем телом — Любислав был единственный, на кого он надеялся, и тот пошёл против. Гуннар продолжил:

— Дружину встречь печенегам в дозор пошлём. Коль что, степняки мимо Вытичева не пройдут, там мы на сотню кметей войско усилим. Наймитов пошлём засеки обновлять. Время рать собрать у нас будет.

Жаль сёла пограничные, смердов, что в полон уводят, Миливой отвёл взгляд в сторону. Что ж, пока гром не грянет... И рёк:

— Быть по-вашему...

Июнь светил добрым Хорсом. Воздух был наполнен запахами радостно зеленевших трав. В полях косили. Мужики, согнув сильные потные спины, горбушами в обе стороны под корень валили траву, женки сгребали сено, скоро начнут метать стога. Мирно паслась скотина, отгоняя хвостами назойливых оводов. После стольких лет мира внутри страны и успешных войн вне её никого не взволновали слухи о печенегах, идущих в сторону Киева. Печенеги испокон веку не вылезали из степей, совершая короткие набеги на пограничье, грабя на порогах идущих по Днепру гостей, не решаясь сунуться в леса. Воеводы не собирали рати. Земля дышала спокойствием.

Дружина, в полторы сотни мечей, с песней выехала на берег Днепра напоить коней. Бабы, подоткнув за пояс подолы понёв, стирали бельё. Кмети тут же начали шутить и балагурить. Жёнки, в свою очередь, узрев притороченные к сёдлам заводных коней пучки сулиц, тулы со стрелами, червленые щиты, длинные перья тяжёлых копий, весело отшучивались. Одна из молодок, выставив напоказ голые крутые бёдра, спросила с задором:

— Что, защитнички, спасёте нас от степняков?

Ей отвечали:

— Разобьем печенега, приеду к тебе, выступки новые куплю. Примешь к себе на ложе?

— Приезжай, коли голову не сложишь...

Княгиня Ольга, твёрдой рукою державшая порядок в стране, решительно ничего не смыслила в воинском деле, свалив ратную службу на плечи воевод. Потому зачастую нарочитыми становились не по боевым заслугам, а по родовитости, знакомству и житейскому разумению, в корне отличного от военного. Дружину вёл рус со славянским именем Тяпша, ровесник Блуда, ни единого боевого шрама на теле не имевший. Поняв, что через это хлебнувший лиха Блуд недолюбливает его и даже презирает, Тяпша решил обломать и подчинить себе Красного, давая самую черновую работу. Служба есть служба, и Блуд, стиснув зубы, подчинялся.

Далеко за Витичевом повстречали пересеченского воеводу Ратислава. Он тут же рассеял весь боевой молодой задор:

— Печенеги жгут пограничные слободы. Силы — что чёрна ворона. Мы оставили город. Жители со скарбом по лесам разбежались. А что вас так мало? Мыслилось, Лют больше пришлёт. Иль рать собирает?

Воевода, прищурившись, собрал вокруг уголков глаз сеть морщинок. Блуд про себя позлорадствовал, прочтя на Тяпшином лице растерянность. Видимо, понял и это Ратислав, догадавшись об ответе. Посерьезнев, молвил с досадой в голосе:

— Я в Витичев ухожу с воинами, мимо него они не пройдут. У меня дружина немногим больше твоей и толку от меня мало, только людей погублю, а там вкупе с местными варягами да при стенах можно многое содеять. Вам тоже советую уходить. Решай!

Кмети сгрудились, жадно ловя каждое слово нарочитых. Тяпша обернулся к своим, будто ища ответа на их лицах.

— Да как же... В Киев? Врага даже не видели, — сказал он.

Блуд, доселе не дававший своему воеводе советов, молвил:

— Дай мне десяток воинов, я языка возьму, а сам в Киев ступай, там сейчас каждый меч лишним не будет.

Тяпша фыркнул только, отвернувшись, зато Ратислав оценивающе смерил Блуда взглядом — кто таков? Красный, почуяв возможность всплыть наверх, назвался:

— Меня Блудом зовут. Я со Святославом ходил и кое-что умею!

Услышав имя князя, со стороны Ратислава оживились воины, кто тоже воевал в Хазарии.

— Я тоже там был, — произнёс воевода, — в полку Гостяты, потом у Всеслава. Тебя не помню.

— Я у Всеслава тоже находился, сотню мою Доброга Одноокий вёл, а кметь с моего десятка принёс князю голову хазарского бека.

— Не у того ли Доброги верблюд бегал? — подал голос один из воинов.

— Так в моём же десятке! Мы его продали потом на Подоле.

Блуд не выдержал и разулыбался. Тяпша при разговоре почувствовал себя каким-то никчемным и недовольно косился на Красного, что не по чину завоевал внимание чужого нарочитого.

— Дай ему людей, воевода. Не то я своих дам, — твёрдо сказал Ратислав.

— Ладно, — нехотя подчинился Тяпша, — но я сам их отберу.

Когда последний вершник скрылся с глаз, Блуд с усмешкой оглядел зелёную холостежь, выделенную Тяпшей.

— Ну, если кормят вас в молодшей дружине, стало быть, учёные, — молвил он.

Обнаружив передовой отряд, целый день его пасли, хоронясь. Те разграбили в лесу пустое печище и весь в стороне Днепра. Ночью в стане русичи взяли языка. Отбивать от своих его не пришлось, чего больше всего боялся Блуд. Степняка сразу пожгли калёным железом, чтобы был поразговорчивее. Один из кметей через пень колоду знал по печенежски, но этого хватило, чтоб объясниться. Блуд задавал уточняющие вопросы по количеству воев, коней, оружия, колен и воевод, их ведущих. Дружинник переводил, помогая разговору руками, ибо слов отчаянно не доставало. Выяснилась главная цель — Киев. Получив все ответы, Красный, не отводя от пленного взгляда, спросил своих: