Государство Катар. Отражения во времени - Игорь Сенченко

Арабы Древнего Катара верили в предопределенность судьбы. Полагали, что знаки судьбы — неотвратимы; и в назначенный срок непременно исполнятся. Все в жизни человека и в окружающем его мире, считали они, подчинено судьбе. Жизнь и смерть, богатство и бедность, радость и горе — все зависит от судьбы. Вера древних аравийцев в неотвратимость судьбы нашла отражение в их пословицах и поговорках. «От бедствий, назначенных судьбой, — сказывает одна из них, — не убежать и на верблюде». «Не принесет пользы предосторожность от судьбы», — вторит ей другая.

«Всему есть определенная пора», — говорят много повидавшие на своем веку аксакалы-катарцы. «Люди возникают и исчезают в потоке жизни, но лучшие из деяний их остаются в памяти потомков». Опыт и знания, накопленные предками, не исчезают бесследно; напротив, — обогащаются в следующих поколениях. Потому-то свод сказаний и преданий племен, их пословиц и поговорок-наставлений — это и есть «компас жизни» человека времени настоящего и будущего.

Жадных людей коренные катарцы презирают. В племенах Катара исстари повелось делиться всем с соседом. О ханже катарцы обычно отзываются так: «Сладок на язык, да скуп на дела благие». «Слова его — слаще фиников, но вот руки тяжелы как посох великана».

Скупость в Аравии, во всех племенах и во все времена, порицалась. Прослыть скупым и скрягой (таких людей и по сей день «метят» там словом «бахил») было страшнее смерти. Кочевники такого «неараба» из «круга общения» исключали, и пустыня его отвергала. Сторонились скупца и горожане; и даже во дворы свои, не то что в дома, не впускали

В особом почете у катарцев, равно как и у других арабов Аравии, щедрость. Имена людей, оставивших по себе добрую память проявленными ими щедростью и состраданием к горестям и бедам соплеменников, в племенах Катара помнят, и передают из поколения в поколение.

«Лучшая щедрость — быстрая щедрость», — таков один из жизненных постулатов коренных катарцев, унаследованных ими от предков; и «проявлять ее надлежит делами, а не словами». «Доброе слово — хорошо, — поучают своих потомков умудренные жизненным опытом старейшины семейно-родовых кланов Катара, — а доброе дело — лучше. Утверждай себя среди соплеменников делами, а не словами».

Одним из высоко чтимых обычаев катарских племен, зародившимся в седой древности и остававшимся в силе до середины XX столетия, была кровная месть. Кровь, отмечали в своих воспоминаниях все известные путешественники-исследователи Аравии, смывалась у аравийцев только кровью. Многовековой закон аравийской пустыни гласил: «Око за око, зуб за зуб». Другими словами, если один катарец убивал другого, то родственники убитого могли «забрать жизнь» убийцы. Если же ранил или калечил кого-то, то и сам «подвергался порче». При этом ответ «пострадавшей стороны» должен был быть абсолютно таким же. Иными словами, ответные ранения, увечья и убийства следовало исполнять аналогичным путем, и никак не иначе. Если катарцу в пылу ссоры рассекали, к примеру, саблей левую руку, то «обидчику» отвечали тем же — такой же «порчей» левой руки, и только саблей.

Существовало в прошлом в своде обычаев и традиций племен Катара и такое понятие, как «выкуп крови», то есть, выражаясь современным языком, материальное возмещение за убитого его родственникам и домочадцам. «Выкуп крови» (на основании договора с родственниками) осуществлялся, как правило, деньгами или верблюдами, либо же путем предложения в жены мужчинам «пострадавшей стороны» одной из дочерей из семейства «обидчика» или же одной из женщин из его семейно-родового клана.

По неписаным законам Аравийской пустыни, неисполнение кровной мести ложилось пятном позора на весь семейно-родовой клан убитого. Закон кровной мести (ас-сар), указывал в своих информационно-справочных материалах русский дипломат-востоковед Александр Алексеевич Адамом, подразумевал акт отмщения убийце любым из родственников убитого. Обязательство кровной мести распространялось на всех членов мужского пола в клане убитого, притом «по пятое колено включительно» (ас-сар фил-хамса). Если убийца «уходил из жизни» по какой-то другой причине, то объектом кровной мести становился его ближайший родственник.

Акты отмщения приобретали, порой, такие масштабы, что затрагивали целые племена. Дело в том, что если «пострадавшая сторона» и «сторона обидчика» принадлежали к разным племенам, и семейно-родовой клан убитого со стоящим за его спиной племенем отказывались принять выкуп, то племя пострадавшего клана имело право пролить кровь в племени клана-обидчика. И тогда между племенами воспламенялись войны, продолжавшиеся до тех пор, «пока число убитых с обеих сторон не оказывалось равным». Сменялись, случалось, целые поколения, а долг кровной мести так и оставался неисполненным. Вражда длилась десятки лет, и кровная месть истребляла целые племена. «Замирению племен и забвению обид» могло положить конец только улаживание «кровных счетов», всех, без исключения, вопросов кровной мести.

Ели племя «обидчика» было слабее племени «убитого», которое отказывалось к тому же принять выкуп за пролитую кровь своего соплеменника, то, чтобы избежать заранее предсказуемых потерь в схлестке с ним, такое племя само наказывало «обидчика»: либо предавало его смерти, либо изгоняло из племени, и извещало об этом племя «пострадавшей стороны».

Жизнь кочевых племен в Аравии, будь то в Катаре, или где-либо еще, проходила в прошлом в постоянных набегах (газу) на несоюзные племена, поселения и даже города. Газу — древнейший обычай, унаследованный кочевниками от их предков. Добычу, захваченную во время газу, бедуин воспринимал, как вознаграждение за все утраченное им ранее. Газу в понимании бедуина Аравии прошлого, истинного араба, как он себя величал, равно как верблюдоводство, коневодство, охота и торговля, являлись «занятиями благородными», отвечавшими понятиям чести и достоинства «сына колыбели арабов».

Во время газу категорически запрещалось насилие над женщинами, стариками и детьми. Закон неприкосновенности женщин в набегах вырабатывался веками, передавался из поколения в поколение, и свято чтился арабами Аравии прошлого. «Посягать на женщин и все, что на них», равно как и на женские верблюжьи седла, запрещалось категорически. Это пачкало имя араба, как ничто другое. Мужчины знали, что если сегодня — удача на их стороне, то завтра все может быть совсем иначе. И поэтому правило-уложение, завещанное им предками и гласившее: «Не трогайте наших женщин, стариков и детей, и мы не тронем ваших», — соблюдалось в племенах неукоснительно.

Перед выступлением в набег бедуины непременно лакомились кофе с финиками; косточки от фиников швыряли через плечо. Бытовало поверье, что хотя бы одна из косточек «дерева-кормилицы» аравийца принесет бедуину удачу — дарует в вылазке ценный трофей в виде лошади или верблюда (1).

Налет предпринимали перед рассветом, когда люди, по выражению кочевников, «напившись сна, теряли чуткость».

Существовал обычай, согласно которому молодой человек не мог жениться до тех пор, пока не становился участником газу, «деяний храбрости и отваги», как тогда говорили.

Кодекс чести аравийца предписывал ему уметь сражаться, отстаивать с оружием в руках свое жилище и даиру предков (место обитания племени). Становясь на «тропу войны», соплеменники клялись друг другу в верности. О начале войны племена Древней Аравии непременно извещали друг друга, «честно и достойно», — направляли к неприятелю посланца с известием соответствующего содержания.