Дорога за горизонт - Борис Батыршин

– Герр Вентцель, командуйте, не стойте столбом! И прикажите раздать моим людям оружие, пока эти павианы не полезли на палубу!

Вентцель в ужасе заорал: «Вы что, умеете править рулем?» но Олег Иванович схватил его за отворот рубашки и хорошенько встряхнул. Инженер опомнился:

– Держите прямо, герр Семёнофф, и, ради бога, подальше от правого берега!

И выскочил из рубки. Стрела клюнула его в плечо, Вентцель смахнул её рукой, как надоедливую муху, три раза выстрелил из «бульдога» в гущу кустов. В ответ раздался свирепый вой, гуще полетели стрелы – и немец нырнул за надстройку.

Что-то мелькнуло, грохнулось в ставень – тот покосился и повис на одной петле. Белый матрос с ружьём, стоявший за ставнем, неуверенно шагнул к фальшборту. Винтовка полетела за борт; её владелец, охнув, повалился поперёк порожка рубки. Олег Иванович, боясь отвести взгляд от реки, крутил штурвал, но через пару секунд босые ноги (обувь у пленников отобрали, опасаясь побега) ощутили тёплое и мокрое. Семёнов глянул вниз – лежащий перевернулся на спину и смотрел прямо на него; обеими руками он сжимал древко копья. Острие вонзилось под ребра, на боку зияла страшная рана. Ступни Семёнова были все в крови, а под колонкой штурвала растекалась блестящая лаковая темно-красная лужа. Умирающий попытался что-то сказать, и тут по телу прошла судорога, голова дёрнулась, дважды ударившись о стену.

Семёнов торопливо отвёл глаза, борясь с подступающей тошнотой – кончено…

Снизу доносился грохот тяжёлых башмаков по железному настилу – на палубувыскочил европеец с охапкой разномастного оружия. Над головой у негосвистнула стрела; пригнувшись, боком, по крабьи, европеец пробрался за рулевую будку и с грохотом свалил ношу на палубу. К нему тут же кинулись забайкальцы с Антипом.

– Господа русские, извольте пропустить даму!

Поручик обернулся. Ну конечно – мадемуазель Берта с великолепным презрением, не обращая внимания на стрелы, шествует вдоль левого фальшборта.

– А ну-ка, позвольте…

Урядник послушно отодвинулся; он успел извлечь из груды шашку и револьвер, и теперь, зажав клинок под мышкой, торопливо насыщал барабан латунными цилиндриками патронов. Берта наклонилась, вытащила из-под других винтовок семёновский «лебель» с телескопом.

– Мсье Олег, надеюсь, вы не против?..

Олег Иванович хотел ответить – и в этот момент на носу парохода грохнуло. Бак затянуло белым, остро воняющим серой, дымом; на берегу завыло, заулюлюкало. «Мортира – подумал Семёнов». – Интересно, попали куда-нибудь? Вряд ли – до берега шагов пятнадцать не больше, не прямой же наводкой стрелять – бухнули наудачу…»

Пароход неожиданно рыскнул вправо. Раздался пронзительный скрежет – посудина с ходу проскребла скулой по затопленной коряге. Семёнов мотнулся, едва удержавшись на ногах, закрутил колесо штурвала… поздно! С нависающих ветвей на палубу уже сыпались полуголые, цвета эбенового дерева, тела.

– А сарынь на кичку![80]– взревел урядник. – Пусти-кося, вашбродь, ща мы их, нехристей обезьянских!

Чернокожие воины, улюлюкая, не по-людски завывая, кинулись в бой. Навстречу захлопали револьверы; трое или четверо упали, остальные в нерешительности замерли, а за их спинами с ветвей на палубу сигали новые фигуры.

– Рубай их в пёси, станишники! – поддержал казака Антип. – Круши в хузары![81]

«Взбесившийся вентилятор… – ошарашенно подумал Семёнов. – Механическая косилка, самолётный пропеллер – вот только диск его почему-то брызгает во все стороны красным…»

Олег Иванович не забыл фехтовальных тренировок с Корфом; в экспедиции он пару раз видел, как казачки, от нечего делать, упражнялись с шашками, да и в той, прошлой жизни немало насмотрелся на мастеров исторического фехтования. Но тут фехтованием и не пахло – по сути, боя вообще не было. Русские будто не заметили чернокожих воинов, пытавшихся с щитами и копьями заступить им дорогу. Веера алых капель, стальная карусель – три шашки вмиг очистили палубу от нападающих. Последние четверо сомкнулись на корме, в отчаянной попытке задержать отставного лейб-улана. Какое там – тот и не заметил сопротивления. На пароходе вдруг сделалось пусто, только нёсся с берега разочарованный, горестный вой, и продолжали густо лететь стрелы. Ими, как странной, мутировавшей растительностью, оброс весь правый борт: десятки чёрных тростинок торчали из стен надстроек, валялись по палубе, трещали под ногами. То и дело стрела клевала в плечо, скользила по волосам или щеке, оставляя кровавую царапину – большинство этих «снарядов» не могли даже пробить плотную ткань.

«Зачем они стреляют? – мелькнула мысль у Садыкова, так и стоящий за рубкой с незаряженным винчестером. – Такой былинкой и кошку не убьёшь… а может, стрелы отравлены? Не дай Бог… хотя, это же не Амазония, ни разу не слышал, чтобы африканские аборигены мазали стрелы ядом…»

– Ну что вы встали как столб, поручик? – раздался недовольный голосок Берты. – Уже всё, давайте, собирайте оружие!

Садыков оглянулся. Коварная отмель осталась позади, пароходик медленно выползал из-под опасного берега на широкий судовой ход.

Садыков посмотрел на начальника экспедиции. Тот не отрывал взгляда от реки; с берега свистнула ещё стрела, попала в окошко рубки и, пролетев её насквозь, канула в реку. Мортира на носу снова бахнула; когда пороховой дым рассеялся, Садыков увидел, что пароход быстро удаляется от враждебного берега – между откосом и бортом было уже не меньше ста ярдов чистой воды. Стрелы по прежнему сыпались из кустов, но ни одна не долетала до борта, бессильно плюхаясь в воду.

Семёнов нащупал над штурвалом шнур, дважды потянул – и просторы реки огласили два длинных свистка. Крики смолкли; из зарослей донесся протяжный вибрирующий стон, исполненный ужаса, тоски, отчаяния. В кустах поднялась суматоха, град стрел внезапно оборвался. Садыков опустился на палубу; ноги не держали, навалилась ватная тишина. До поручика доносились лишь мерные шлепки колеса о воду.

За спиной Садыкова раздался прерывистый вздох. Поручик обернулся – Берта.

– Как это всё нелепо…. Жиль, конечно, негодяй, но чтобы вот так… голос её сорвался. – Послушайте, молодой человек… да ответьте же вы, наконец! И вот что – найдите мне папиросу…

* * *

Из путевых записок О. И. Семёнова.

«Ночь мы простояли на якоре, возле судового хода. Впрочем, «судовой ход» – это слишком громко: бакенов на фарватере Конго отродясь не было, и за всё плавание до низовий реки мы видели, разве что, шесты – вехи, воткнутые кое-где для того, чтобы отмечать особо коварные отмели. Ни о каких дноуглубительных работах не слышали даже в устье, куда заходят порой и морские суда.