Любовный приворот для одноклассницы - Елена Граменицкая

– Господа судьи! Ваше Святейшество! – вновь раздался ее голос. Она смотрела на Конрада и обращалась к нему в единственном числе. Епископ почувствовал ее искренний взгляд, и легкая дрожь пробежала по его телу. – Я хочу выступить в защиту Якова Циммерманна, незаслуженно обвиненного в ереси.

Епископ видел краем глаза, как побагровело от злости пергаментное лицо инквизитора, он даже услышал скрип плотно сжатых ракушечных губ.

Наступил краткий момент торжества. Конрад встал из-за стола и, подняв руку, дабы усмирить взволнованный зал, громко произнес:

– Церковь готова выслушать свидетеля защиты. Говори, дитя, всю правду. И ничего не бойся, Господь защитит тебя!

Сев на место, он с наслаждением услышал, как взбешенный испанец бессильно крошит зубы. Толедская змея осталась без толики яда.

– Пусть клянется на Библии, раз такая смелая! – раздался голос из толпы.

Секретарь не мешкая взял со стола судебных заседателей увесистую книгу и подошел к Кристине, замершей в нерешительности.

«Не обязательно знать молитвы, чтобы говорить с Богом», – вновь раздался в ее голове тихий голос.

Бедняжка положила дрожащую руку на священную книгу и произнесла первое, что пришло в голову:

– Клянусь Святым престолом и Божьей Матерью говорить правду.

Она испуганно глянула на молодого монашка, смотрящего на нее с нескрываемым удивлением. В этот момент с кафедры вновь послышался властный голос епископа:

– Твоя клятва услышана, продолжай!

Конрад купался в волнах всевластия.

Зал затих в ожидании.

Вышедшая за зрительскую ограду Кристина от страха на короткое время лишилась дара речи. Повторяя, заучивал все утро слова, что она должна была произнести, сейчас растерялась и забыла все до единого.

Среди притихших поначалу соседей на скамьях потихоньку поползли смешки:

– Что, красавица, молчишь? Или сказать нечего? Чего тогда полезла на рожон?

Епископ, подняв руку, грозно взглянул на чрезмерно заносчивых зевак. Кристина откашлялась и наконец заговорила. Ее дрожащий поначалу голос постепенно набрал силу:

– Ваше Святейшество! Господа судьи! Я, Кристина Кляйнфогель из Фогельбаха, стою перед вами, чтобы выступить в защиту Якова, которого грязным наветом обвинили в богоотступничестве. Его вина заключается лишь в том, что он… что он любит меня. Мы любим друг друга, – поправилась девушка, и в этот миг по рядам жаждущих крови мужчин пронесся вздох глубокого разочарования, а среди немногих женщин, образовавших неугомонный островок в конце зала, напротив, грустные вздохи и шепот.

– Говорила тебе, Агнесса, что грешник до смерти влюблен… Он идет на плаху, потому что его сердце истекает кровью… Бедный художник… Красив, словно Адонис.

Епископ вновь поднял руку, останавливая шум:

– Продолжай, дитя мое!

Кристина, густо покраснев, снова заговорила:

– Заказ от фрайбургской епархии был почти готов, когда я сказала Якову, что не смогу стать его женой. Я разбила его сердце, даже не думая о последствиях.

Прислужник инквизитора грубо прервал девушку:

– Какое отношение имеет разбитое сердце художника к поруганному святому образу? – Его голос прозвучал гневно.

Епископ нахмурил брови. Действительно! Вопрос закономерен. Все зависит от ответа глупой женщины. Происходящее может выйти из-под контроля.

Кристина удивленно взглянула на судей и пояснила, как само собой разумеющееся:

– Яков писал образ Богоматери с меня, с женщины, которую он любит.

В зале поднялся невообразимый шум. Взгляд Конрада упал на молодого дворянина, стоящего в дверях и не сводящего взволнованных глаз с говорившей. Стоило ему услышать ее смелое признание, как, расталкивая возбужденную толпу, перешагивая через скамьи, раздавая тумаки, он пробрался к женщине и властно схватил ее за руку. Она дернулась, стараясь вырваться, но сильные руки мужчины, обнявшие ее, усмирили волнение. Незнакомка покорно затихла и поникла головой.

Художник, искоса наблюдавший за сценой, обреченно сгорбился и отвернулся. Его лицо передернулось.

Удивлению Конрада, узнавшему Михаэля фон Берена, не было предела. В его голове мгновенно сложились обрывки единой картины.

«Неисповедимы пути…

Так вот ты какая, Кристина Маленькая Птичка, фаворитка молодого барона, наследника замка Шварцштайнфалль и прилегающих к нему земель, глупая девочка, прилетевшая на пламя разгорающегося костра за ускользающей любовью и угодившая в клетку, которая сегодня захлопнется. Кристина из Фогельбаха… Воспитанница Черной Регины, моей…»

– Как он посмел?! – послышался истошный истеричный крик. – Божий образ сравнить с человеческим! Еретик! Сжечь его!

– Как грустно. Бедный влюбленный художник! Он страдает из-за неразделенной любви! Он достоин помилования… – настаивали женские голоса с галерки.

Епископ встал. Толпа моментально притихла.

– Дети мои, Господь велел нам не судить ближних своих за грехи, которые возможно совершить каждому. «Да не судимы будете», – проповедовал небесный отец. Так не будем осуждать несчастного, поддавшегося человеческой слабости. Поступок его непростителен, но сейчас мы видим, что причиной тому не были происки Дьявола. Во всем виноваты слабоволие и крайняя степень подавленности.

В зале началось волнение. Половина собравшихся, требующая пыток и разочарованная в снисходительном отношении епископа, взволнованно осуждала происходящее. Женская часть восхищенными взглядами и репликами одарила занявшего свое место за судейским столом хозяина города. Перешептываясь друг с другом, бросая завистливые взгляды на Кристину, они жужжали словно пробужденные по весне пчелы.

Яков, повернувшись к своей любимой, понуро стоящей рядом с Михаэлем, подарил ей благодарный, полный обожания взгляд, вызвавший среди женской половины новые восторженные вздохи.

Епископ же наслаждался адскими муками, которые испытывал сидящий рядом с ним испанский посланник, просчитывая наперед необходимые шаги, позволившие подстрелить двух зайцев разом.

– Не верьте потаскухе! Она с ним заодно! Посмотрите на ее живот! Она забрюхатела от идолопоклонника! – визгливый женский голос разнесся под сводами зала, отозвавшись многократным эхом.

Неожиданно воцарилось мертвое молчание. Было слышно, как стрелки часов, висящих над кафедрой судейского совета, неумолимо отсчитывают уходящее время. Все испуганно ждали высочайшего решения. И оно не преминуло последовать.

Помощник инквизитора, многозначительно откашлявшись, поднялся из-за спины святого отца и, подобострастно вытянувшись в струнку, произнес:

– Суд Святой инквизиции требует дознания о причастности свидетеля защиты к преступлению осужденного Якова Циммерманна.