Солдат, сын солдата. Часы командарма - Эммануил Абрамович Фейгин

секреты, товарищ подполковник! Она пока еще даже не моя девушка. Она моя... ну как это вам сказать...

— Мечта, — подсказал подполковник.

— Совершенно верно — мечта.

— И она, нужно надеяться, достойна мечты, — не то спросил, не то просто сказал Климашин.

— Я надеюсь, — не очень уверенно ответил Яранцев, — хотя это нужно еще проверить, товарищ подполковник.

— Ну идите, Яранцев, проверяйте. И мой совет вам — не торопитесь с такой проверкой. И вообще не торопитесь — такие дела, как правило, за день или два не решаются.

— Спасибо, товарищ подполковник, учту.

— Воля ваша, тут я вам не начальник. Но вот это обязательно учтите, солдат, в другой раз нарушите уставные требования — взыщу, строго взыщу.

— Так точно, учту, товарищ подполковник.

— Ну идите, я вас больше не задерживаю. И хочу верить, что вы меня больше ничем не огорчите.

— Никогда! — горячо заверил подполковника Яранцев. Подполковник улыбнулся и зашагал по дороге. Улыбка Климашина показалась Яранцеву какой-то не очень веселой. С какой-то явной грустинкой была эта улыбка. «Ну да, он не очень-то поверил моему обещанию, — подумал Яранцев. — Что ж, может, он и прав. Он-то нашего брата знает. Все мы совершенно искренне обещаем и своим родным, и своим командирам, что никогда ничем их больше не огорчим, никогда не подведем и... против воли своей частенько огорчаем их и подводим. Ну разве я хотел сегодня огорчить командира? И разве я так хотел начать сегодняшний день? Да нет же! А вот, как говорится, попутал лукавый, и на тебе — перекос. Хоть бы на этом сегодня кончилось».

Но не нами это сказано: «Лиха беда — почин: есть дыра, будет и прореха».

Второй перекос произошел уже в городе. Анукин киоск был закрыт. Грише хотелось думать, что ненадолго. Перейдя улицу, он уселся на садовой скамейке у музея. Пятнадцать минут, двадцать, полчаса, час. Одна сигарета, две, четыре, а Ануки все нет. «Ну, погоди!» — рассердился Гриша и пошел в кафе. Из кафе, если сесть у окна, тоже хорошо виден киоск Ануки. Гриша заказал двести граммов мороженого, но оно показалось ему невкусным и даже не холодным. Прошло еще полчаса, а рыжей все нет.

«Ну что ж, переживем!»

Гриша решил пойти в кино — скоро четырехчасовой. А потом в парк на танцы. Партнерша всегда найдется.

У городской библиотеки, что рядом с кино, стоял командирский вездеход с открытым верхом. А на переднем сиденье — сам водитель вездехода ефрейтор Макаров. Замечательный парень, жаль только, что скоро демобилизуется.

— Ждешь? — спросил Макаров и кивнул на Анукин семицветный киоск.

— Жду, — ответил Гриша.

Отпираться не имело смысла. Макаров все знает. От него ничего не укроется.

— Вернее, ждал, — поправился Гриша.

— А что так? Не договорились?

— С ней договоришься! — неожиданно для себя пожаловался на Ануку Гриша.

— Да, эта не из сговорчивых, — подтвердил всезнающий ефрейтор Макаров. — Одно слово — хевсурка. Это что такое — хевсурка?

— Это здешние горцы. Да ты видел, по телевизору показывали. Помнишь, как они на саблях рубились?

Гриша вспомнил: показывали какой-то горский праздник. Восемь парней — четыре против четырех — фехтовали настоящими саблями, прикрываясь от верных ударов небольшими круглыми щитами. А потом девушки в необычных платьях и головных уборах, красивые девушки, очень красивые девушки, стремглав неслись на конях вниз по горному склону. Потом они здорово танцевали, эти хевсурские парни и девушки. Но при чем тут Анука? Гриша никак не мог связать рыжую модницу из пластмассового модернового киоска с теми горцами и горянками в старинных костюмах.

— И что, она тоже на коне скачет? — спросил Гриша.

— Еще как! В прошлом году на скачках в праздник урожая Анука второй приз взяла.

— Чего же ты молчал, Макаров?

— О чем?

— Ну о скачках, и вообще. Я вот хожу тут вокруг нее, комплименты ей говорю, а у ней, может, жених есть... Да еще ревнивый, рубанет своей саблюкой, и нет головы у рядового Яранцева.

Макаров рассмеялся.

— Смеешься? Нехорошо, товарищ Макаров. Вы бы лучше предупредили товарища.

10

...Занятия на ипподроме либо уже кончились, либо еще не начинались, потому что на всем огромном поле Гриша увидел всего три человека и три лошади. Какой-то мальчик в оранжевом картузике и ярко-красной рубашке гарцевал на вороном коне посреди поля, две другие лошади — одна тоже вороная, а другая рыжеватая (Гриша потом узнал, что не рыжеватая, а гнедая) — стояли у коновязи. А чуть поодаль от них на траве сидели две девушки. Одна девушка была в хевсурском наряде, а другая — в кремовой кофточке, серых бриджах и тупоносых сапожках с короткими голенищами. Гриша не сразу признал в этой девушке Ануку, — наверное, потому, что она спрятала всю копну рыжих своих волос под белой вязаной шапкой.

— Здравствуй, Анука, — сказал Гриша.

— Здравствуй, — Анука наморщила лоб. «Конечно, она меня не ожидала, а может, я пришел не вовремя». — Садись, Гриша, отдохни, — сказала Анука. — Это моя подруга Нина. Ты ее не бойся, она только с виду злюка, а так ничего.

Девушки переглянулись и рассмеялись.

— Спасибо, я постою, — смущенно пробормотал Гриша и, чтобы как-то сгладить неловкость, сказал Нине: — А у тебя очень красивый наряд!

— Это не мой. Это я взяла у Ануки, чтобы примериться. А мой еще не готов.

— А ты тоже хевсурка?

— Да, я тоже горянка, — сказала Нина. — Но сейчас я живу в Тбилиси.

— Работаешь?

— Учусь в политехническом.

— Химия?

— Нет, электроника. Знакомо?

— Немного кумекаю, — сказал Гриша. Не мог же он признаться, что не «кумекает».

— Да, конечно, — сказала Нина. — У ракетчиков ведь все на электронике работает. Я вот окончу и тоже пойду в армию, и вы еще козырять мне будете. «Разрешите, товарищ лейтенант», — смеясь, добавила она.

— Да, пожалуй, придется козырять, — сказал Гриша. И опять не сказал правду. «Пусть