Осколки сгоревших звёзд - Морвейн Ветер

Ролан дернулся, и Исгерд замолкла.

— Ты правда думаешь, что поэтому? — спросил Ролан, чуть отодвигая от губ бокал.

— Да, — Исгерд пожала плечами, — я не привыкла врать ни другим, ни себе.

Ролан пристально смотрел на неё.

— И всё?

Исгерд ничего не ответила и приступила к еде.

Почти весь вечер они провели в молчании, и каждая его минута заставляла Ролана пристальнее вглядываться Исгерд в лицо. Та казалась погружённой в себя и холодной, как снег на вершинах гор.

Уже ближе к середине ужина Ролан не удержался и накрыл её руку, лежавшую на столе, своей рукой.

— О чём ты думаешь? — напряжённо спросил он.

— Прямо сейчас? — Исгерд подняла на него взгляд и чуть склонила голову вбок. Она, кажется, хотела уже ответить, но замешкалась: — Ролан, ты правда хочешь это знать?

Ролан твёрдо кивнул.

Исгерд вздохнула.

— В данный конкретный момент я думаю о том, — произнесла она, — что мой муж, наверное, ещё жив. И что с моей стороны не очень красиво было бы не сообщить о себе.

Пальцы Ролана стиснули её руку до боли.

— Ты хочешь вернуться к нему?

Исгерд подняла брови. «Что за глупость?» — хотела спросить она, но передумала и вместо этого сказала:

— Я, пожалуй, ещё испытываю к нему некоторый пиетет. Волфганг в конечном счёте не так уж плох. И хотя вряд ли он по мне скучал…

— Он даже не пытался тебя искать.

— … и тем не менее было бы честнее сообщить ему, что я жива и планирую… — Исгерд замешкалась, подбирая правильные слова, — остаться с тобой.

Ролан молчал.

— Я ему не мстил, — наконец сказал он.

Исгерд кивнула. Она вполне допускала, что Ролан, если он не изменился до неузнаваемости, мог бы выкинуть в отношении Волфганга что-нибудь — и в то же время подозревала, что это было бы для него слишком низко.

— Я не думала тебя обвинять… — Исгерд на миг закрыла глаза, — Ролан, нам обязательно сейчас заводить этот разговор? Всё было так хорошо…

Ролан с удивлением посмотрел на неё. Потом убрал ладонь.

— Нет, — сказал он, — ты права. О Волфганге мы поговорим как-нибудь потом.

— Я не всё время думала о нём, — Исгерд помешкала, не зная, как объяснить, — большую часть времени я не думала вообще ни о чём.

Исгерд смотрела на Ролана и не могла отделаться от ощущения, что слова о Волфганге что-то поменяли в нём.

Ролан закрылся, отвернулся и теперь по большей части смотрел на огни города далеко внизу.

Принесли очередную смену блюд, но Исгерд уже не испытывала интереса к еде. Она мучительно вглядывалась в лицо человека, сидевшего перед ней, и пыталась понять — знакомы они или нет.

Ни к месту вспомнился тот момент, когда она, выйдя из спальни, увидела Ролана сидевшим в гостиной в одиночестве. Исгерд видела его со спины — отросшие волосы расплескались по плечам, но в позе его, в сцепленных в замок руках и ссутуленной спине легко было угадать, что Ролан далёк от того, чтобы радоваться тому, что произошло.

В тот момент горло Исгерд пересохло, и она не смогла придумать ничего лучше, чем подойти к Ролану и обнять. На несколько бесконечно долгих мгновений она опустила лицо в мягкие пряди чёрных волос, пахнущих сандалом. И замерла, охваченная странным чувством, что не было прошедших шести лет. Что они расстались только вчера. А вернее всего — что она просто забыла, что они не расставались ни на день и всё это время провели вдвоём.

Она не могла заставить себя думать о Ролане как о враге. Заставить себя думать о нём как о хозяине она тоже не могла. Ролан был продолжением её — вывернутым наизнанку, оторванным бешеным вихрем космического ветра, но всё-таки её.

И сейчас, глядя на Ролана, ставшего бесконечно далёким в один миг, Исгерд вспоминала это мгновение и не могла избавиться от мысли, что от неё снова отрывают её собственную плоть.

Она хотела протянуть руку, коснуться Ролана, почувствовать, что тот в самом деле находится рядом, погрузиться в него и снова уплыть на волнах этого запаха, утонуть в дурмане исходившего от Ролана тепла.

«Ты моё пламя», — подумала она и сама почувствовала, как глубоко внутри, глубже сердца — на самом дне души — разгорается слабый огонек. Как под напором его света расступается тьма, воцарившаяся в ней — как отступает нехотя, маленькими шажками бесконечная космическая мерзлота.

Она смотрела на Ролана и понимала, что есть тысяча вопросов, которые стоило бы задать — но не могла произнести ни одного. Все они — начиная от поражения в войне и заканчивая историей побега Ролана — не значили сейчас ничего.

— Ролан, пойдём домой, — только и попросила она.

Ролан скользнул по спутнице невидящим взглядом. Кивнул и подал знак официанту.

Дождавшись, пока Ролан расплатится, Исгерд поднялась. К лифту они подошли одновременно и вошли в него плечом к плечу.

Исгерд чувствовала, как её колотит от этого едва заметного прикосновения сквозь четыре слоя ткани, как в том месте, где плечо Ролана касается её собственного, пульсирует, разбегаясь по телу, огонь.

Она развернулась и, поймав Ролана в объятия, развернула лицом к себе. Захватила его губы и проникла между них, не задумываясь, отвечают ей или нет. Она исследовала и овладевала, чувствуя, что каждое прикосновение языков снова делает её живой.

Ролан отвечал. Он тоже не задумался ни на миг. Он хотел больше, сильнее и глубже прямо сейчас.

Его руки заскользили по спине Исгерд, сжимая её, комкая ненавистный пиджак.

— Не оставляй меня… — прошептала Исгерд ему в губы, и дыхание её вибрацией пробежало по всему телу, едва не заставив Ролана взвыть. Слова отрезвили его ровно настолько, чтобы в голове промелькнула мысль, что в руках у него девушка, которая менее суток назад вырвалась из бесконечной тьмы — промелькнула и сама исчезла в темноте.

Исгерд уже снова целовала его, и Ролан растворялся в ней.

Лифт звонко пискнул, возвещая о том, что они оказались на первом этаже.

Ролан всё-таки взвыл.

— Проклятье… — выдохнул он.

Исгерд едва заметно улыбнулась и на краткий миг плотнее вжалась в него, а в следующую секунду уже выпустила Ролана из объятий, поймала за руку и потянула прочь.

Ролан не знал, как он пережил дорогу домой. Пониже живота пылал пожар, и каждый взгляд Исгерд, брошенный на него, разжигал его только сильней.

Наконец они оказались в гостинице, преодолели ставшую непростой преградой дверь и, сцепившись как два паука, добрались до спальни. Пиджак Исгерд первым оказался на полу. Майка, не прожившая и одного дня, отправилась за ним.