Брачные игры чародеев - Артем Тихомиров

Все так, не спорю. Но бывают обстоятельства, когда чародей не имеет права пройти мимо злодейства. И если рок дал ему шанс треснуть воплощение тьмы по затылку по рецепту Тристана Профитроля, треснуть нужно обязательно.

— Йох-хоу! — прокричала Гермиона, когда я протискивался в портал. — Держись, Вольфрам!

Ее воинственный клич не остался без ответа. Леопольд в моем левом кулаке издал пронзительный вопль ужаса. Ему вторил Тристан, извергающий потоки совсем не детских ругательств, почерпнутых из лексикона сыновей сапожников и зеленщиков. Молчал только Сляден Исирод. Очень может быть, что коротышка уже умер.

Путешествие через портал не прошло безоблачно и в этот раз. Меня, несмотря на мои чудовищные формы и размеры, сотрясло, точно пьяницу, коего пытаются разбудить его кабацкие дружки. Но я устоял. Просто должен был устоять. И чтобы подтвердить свои воинственные намерения, затрубил, как бешеный слон.

С этим кошмарным звуком наша экспедиция и вывалилась прямо в гостиную Вольфрама Лафета Первого.

В гостиной злодея, конечно, не оказалось. Не оказалось вообще никого, кто, по сообщениям Тристана, часто гостил в этом доме. Ни тебе горгулий, ни волкодлаков, ни гарпий, готовых защищать своего покровителя до последней капли крови. Здесь властвовала тишина, словно в музее магической истории.

Гермиона велела мне остановиться и отпустить свой багаж. Я отпустил. Чародеи, молодые и старые, свалились на ковер, охая на все лады.

— Мы должны разделиться, — сказала волшебница, которой не терпелось вступить в драку. — Как только найдете Вольфрама, сигнализируйте.

Это предложение не вызвало энтузиазма среди членов экспедиционного корпуса. Леопольд заявил, что умрет прямо здесь, и пускай прах его перенесут потом в семейный склеп Лафетов. На это Гермиона обозвала его сопливым дезертиром. Впрочем, этот ярлык можно было прилепить не только к моему другу детства. Сопливыми дезертирами стали также Сляден и Тристан. Старый и малый ныли так, что я заподозрил, что несколько сильнее, чем нужно, сжал кулак, в котором нес обоих.

— Тогда оставайтесь, мы с Браулом сами все сделаем, — сказала Гермиона, брезгливо морщась. — Правильно я говорю, братец?

Я согласился, вспоминая, что видел в доме Вольфрама двухголового людоеда. Ну, допустим, гарпии и волкодлаки взяли сегодня выходной, но ведь Гамб был дворецким, а он не имеет права оставлять свой пост, когда ему вздумается. Почему же он не пришел справиться, в чем дело?

Гермиона выполнила свою угрозу. Волшебница вытолкала меня в самую большую дверь справа, и мы побежали по коридору. Она — впереди, точно пастушка, возглавляющая стадо, я — сзади. Передвигаться мне пришлось, пригнув голову и опираясь на передние руки, словно горилле, участвующей в марафонском забеге. Я еще подумал, что драться в неприспособленных для этого помещениях будет нелегко.

Несколько раз мы свернули, сшибая рыцарские доспехи, стоящие в углах, и поняли, что заблудились. Я попытался поставить одного из рыцарей на место, но мои громадные руки не желали выполнять такую ювелирную работу. В результате я свернул шею нескольким портретам на стене, одним напольным часам и небольшой кушетке. Досадно. Браул Невергор никогда еще не устраивал в чужом доме такого разгрома. Правда, я помню несколько похожих случаев, но тогда это были неблагоприятные стечения обстоятельств.

— Кажется, мы ходим по кругу, — сказала Гермиона, пылая, словно выставочная роза. — Зараза!

— А может, его дома нет? — предположил я.

— Куда же Вольфрам мог податься с Жаворонком под мышкой?

— Ну, мало ли? Мы ведь не знаем — вдруг у него есть другое логово, еще более зловещее, чем это? Старикан вполне мог ринуться туда, чтобы начать свои эксперименты…

— Эксперименты! — подпрыгнула волшебница. — Вот именно!

— В каком смысле?

— Он может быть в лаборатории! Где ему еще творить черные дела?

В этом утверждении было много разумного. Я в задумчивости пощелкал клыками.

— Ты знаешь, где у Вольфрама лаборатория?

— Нет. Но знает Тристан. Он обследовал тут каждый сантиметр.

— Тогда надо вернуться, — сказала Гермиона. — Нет, ты подумай! Они струсили в последний момент! Мужчины! Эх, не удержусь и все выложу Ирме, пусть бедняжка узнает, ради кого страдает, ради кого готова выплакать глаза! Ну к чему ей такой муж, как Леопольд?

— Не имею понятия, — ответил я. — Мысль об этом союзе пришла не в мою голову.

— Хорошо. Сейчас пойдем и потрясем Тристана за шиворот и, если потребуется, применим «испанский сапог»!

— Ты прихватила его с собой?

— Жаль, что нет! Он у меня дома. Идем!

Едва мы двинулись в обратный путь, как в ход событий снова вмешался приятный голос Жаворонка:

— Господа, вы попали в затруднительное положение?

Святая истина.

— Я могу помочь вам. Вольфрам Лафет, как вы правильно определили, находится в лаборатории и готовится к ритуалу…

Мы с Гермионой похолодели от носа до кормы.

— К какому? — спросила мы хором.

— Он хочет распространить вирус по Мигонии…

— Так я и думала!

— Но для чего? — спросил я. Хоть мы и предполагали, что в мозгу негодяя может родиться такое злодейство, но ведь всегда надеешься на лучшее.

Далее последовала небольшая лекция, прочитанная голосом бывалого и траченного молью профессора:

— Как вы уже поняли, вся проблема — в Чудовищном Синдроме. Человек, долгое время страдающий им, перестает быть собой, сиречь теряет часть собственного «я». Сознание пациента окутывают туманы зла, в котором успешно прорастают зерна раздора и ненависти. Такой субъект способен на гораздо большее, чем чинить мелкие пакости родственникам и знакомым. Его дух разъедает мизантропия, как вы это называете. Он спать не может, думая, что кому-то лучше, чем ему, что кто-то счастливо улыбается, в то время как его удел — мрачно чахнуть в пыльном углу и любоваться на свое чудовищное отражение в зеркале. Вольфрам намерен отплатить людям той же монетой, сделав их подобными себе. Им движет эгоистическое, я бы даже сказал, инфантильное желание отомстить обществу за свои обиды и неудачи…

— Ну так помешайте ему! — воскликнул я, глядя в потолок.

— Не могу. Этот мир чужой для меня, и мое волшебство здесь имеет серьезные ограничения. К тому же Вольфрам посадил меня в особую клетку. Он приготовил ее заранее, и блокирующие чары, в которые я попал, довольно сильны.

— Почему было не воспрепятствовать этому раньше? — проворчал Браул Невергор. — Следовало подсуетиться и избежать этой катавасии!..

— Я не вершитель судеб, — терпеливо ответствовала птичка. — Я тоже вынужден подчиняться могучему течению силы рока.