1000 белых женщин. Дневники Мэй Додд - Джим Фергюс

Я не собиралась раздувать этот спектакль, но и не осмеливалась развеивать заблуждение моего мужа. Я поговорила об этом с отцом Антонием, исповедалась ему, не скрывая ничего. Он согласился, как и другие, что, если рассказать Маленькому Волку правду, не выйдет ничего хорошего, а кроме того, это невероятное событие может сильно повлиять на тех шайеннов, что еще упорствуют против прихода в агентство.

– В Царстве Божьем не бывает случайностей, – сказал наш Антоний. – Возможно, твое дитя, Мэй, было избрано, чтобы продолжать Его дело на Земле и нести Слово Божье язычникам.

– Неужели вы сами верите в это? – сказала я со смешком. – Она ведь просто ребенок, моя дочь, разве нет? Мне этого довольно.

Естественно, кое-кто из моих белых друзей, прежде всего бестии Герти и Дейзи, безжалостно дразнят меня насчет моей дочери, над которой все благоговеют. Теперь наконец белое общество поставило жирную точку в вопросе моих отношений с капитаном, однако никто как будто не держит зла на меня, да не особенно удивлен.

Дейзи, сама на сносях, пришла взглянуть на ребенка; буравя меня своими насмешливыми глазами с тяжелыми веками, она хитро улыбнулась и сказала с мягким южным выговором:

– Ну рази это не вылитый Иисусик? Я стока о тебе наслышана, милочка моя. В лагере только и разговоров, что о тебе-э.

И она покачала головой в изумлении.

– Знаешь, Мэй, – продолжала она, – ты единственная девушка из всех, кого я знаю, кто совершила – ну еси не прелюбодейство, то уж всяко – предалась безумной блудодейской страсти прямо на пороге своей брачной ночи – и за это еще охватила такую награду, что все поверили, будто твой белокожий плод разврата – батюшки святы! – это не кто иной, как сам младенчик Иисус. Вот уж свезло тебе, милочка, так свезло. В толк не возьму, как тебе все это удалося провернуть?

– Чистое везение, Дейзи, – призналась я со смешком. – Простая слепая удача.

– А думаешь ли ты дать знать бравому капитану, что он стал папочкой? – спросила она.

– Если ему когда-нибудь придется увидеть этого ребенка, он, конечно, узнает, – ответила я. – Но сейчас я замужем за Великим Вождем, Маленьким Волком, и, насколько я могу судить, этот ребенок официально признается его дочерью… Как бы то ни было, а такая ситуация немало смутила бы доброго католика-капитана, если бы это стало известно его друзьям-офицерам и остальным сослуживцам.

– Ох уж эти мне мужчины, – сказала Дейзи и издала отрывистый, резкий смешок. – Им никада на ум не придет, что все беззаконие от них-то самих и исходит в первую очередь. Таков точь-в-точь и негодник мистер Уэсли Честнат… А я-то думала все это время, что мы с ним поженимся…

– Это от него ты понесла, Дейзи? – спросила я. – Я и не знала.

– Да, от него, – сказала Дейзи. – И отдала малышку в приют. О чем с тех пор жалею каждый божий день. Но то дитя, что я ношу теперь… моего негритосика. Его я оставлю, хоть там какая напасть.

Вчера мне представилась возможность впервые после моего выздоровления поговорить с Герти наедине и задать ей вопрос, волновавший меня с тех пор, как я увидела ее ночью после моего несчастного случая.

– Ты редко навещаешь кого-либо просто из вежливости, Герти, – сказала я, сразу переходя к делу. – И в такой мороз тебе, должно быть, очень нелегко было найти нас здесь – значит, дело у тебя срочное. Рассказывай, какие новости ты принесла.

– Дорогая, я просто ждала, пока тут все малость уляжется, прежде чем выложить тебе все как есть, – сказала Герти. – Ты знаешь, с этой твоей болезнью, а потом еще с дитем морока, в общем, то понос, то золотуха… тебе, наверно, было не до того, но у твоих ребят уже срок на исходе, как им армия велела.

– У меня были другие заботы, – сказала я.

– Ясное дело, что другие, – сказала она. – Потому-то, дорогуша, я ни словечка тебе не сказала. Так у меня вести от капитана, ага. Письмо от него к тебе. Но, прежде чем читать, дай-ка я поясню тебе, что к чему. Армия Крука в начале месяца вышла из Форта-Феттерман и движется в эти края. Естесно, капитан с ними. Не скажу, где они сейчас, потому как погода жуткая, так что, скорее всего, они где-то встали на бивуак, но все равно они должны быть здесь где-то через пару недель. Большущий отряд, дорогая, – и на этот раз они не шутят. У них там офицеров ше-есят один человек и четыре с лишком сотни рекрутов. Укомплектованы по первому разряду: четыре со-отни вьючных мулов, ше-есят пять поклаж, сто ше-есят восемь повозок и семь – скорой помощи. А кроме того, у них там триста пи-исят индейских скаутов – «волков», как их индеи кличут, тех, кто на другую сторону переметнется. Ты в жизни, дорогуша, ничего подобного не видела. Армия как есть. У них там полно и шошонов, и кроу, и пауни, а еще есть сиу, арапахо и шайенны. Да-да, кое-кто из твоих родичей тоже там. Ну-ка отгадай, кто верховодит волками шайеннов?

– Жюль-семинол, – сказала я без колебаний.

– Никто иной, дорогуша, – подтвердила Герти. – И у него есть подручные из этого самого лагеря, у кого здесь семьи. Ты знаешь, часть из них, по их словам, просто пришли в агентство осенью с ихними белыми женами. Знаешь эту французскую кралю, ту, что была с тобой – Мари-Бланш? – ну, так, ее муженек – один из «волков», как и тот, кого они прогнали, ты его знаешь, тот малый, что женился на девчонке, всегда одетой в черное.

– Ада Вейр, – сказала я.

– В точку, она самая – ее мужа они зовут Смердящая Плоть. Естес-но, они найдут тебя здесь без проблем. Им в точности известно, где ты есть. Как я уже сказала, дорогуша, армия не станет посылать такую силищу, если не настроена на самое настоящее дело. Слишком много горняков и поселенцев осели на Черных холмах, и ребята начинают не на шутку бить тревогу военным, прося их о защите от индеев. Они шлют петиции генералу Шеридану в Чикаго и самому президенту в Вашингтон. Крук приказал очистить землю от любых враждебно настроенных элементов в этой стране. А таким будет считаться каждый индей, кто не запишется в агентство до первого февраля. Это касается и тебя, дорогуша.

Я отметила трагикомичность своего положения – как я превратилась из волонтера на службе моего правительства во «враждебного индейца».

– Но при такой погоде мы не смогли бы выполнить приказ, даже при всем желании, Герти, – сказала я. – Ты же понимаешь. Тем более что среди нас много беременных.

– Ясное дело, я понимаю, дорогуша, – сказала Герти. – Но что я пытаюсь донести до тебя – это «колесо завертелось». Послушай, что я тебе скажу: военная кампания, как только она завертелась, живет своей жизнью.

– Мы не можем уйти сейчас, – сказала я. – У меня грудной младенец. А другие вот-вот родят. Это невинные люди. Мы – невинные люди. Мы не сделали ничего плохого.

– Дорогая, я была в Сэнд-Крике в шестьдесят четвертом, – напомнила мне Герти. – Те ребята тоже не сделали ничего плохого. В прошлом году капитан Хенли и охотники на бизонов налетели на южных шайеннов в Саппе, сожгли лагерь, всех в нем поубивали. Они бросали в огонь даже маленьких детей. Армия сделает все, что захочет. Возьми шайку безголовых рекрутов в суровых зимних условиях, идущих на врага, про которого они ничего не знают, и это до черта пугает их – тут что угодно случится. Особенно, когда они действуют по приказу.