Синий ветер каслания - Юван Николаевич Шесталов

А на стене висело большое охотничье ружье. По сравнению со стрелой в нем было много-много железа. А сколько в нем было крючков, винтиков, пружин!.. Большая машина по сравнению со стрелой. А как вгонишь в ствол патрон, заряженный порохом, дробью, сияющим пистоном, могучим оружием становится в общем-то этот небольшой кусок железа. Знает это мама сама. Охотницей ведь была, пока глаза ее не потеряли зоркость. С надеждой глядела она на сына. Печальной становилась, видя его еще слабые руки. Сжималось материнское сердце, когда она видела, как он мучится, стараясь быть удачливым охотником. Не выдержала она. Посоветовавшись с Ильля-Аки, она вручила сыну отцовское ружье. Для Сережи это было самым большим праздником! Впрочем, это было его вторым большим праздником после первого школьного дня, когда учительница вручила ему книгу…

И вот теперь ему доверили рулевое управление катера — большой и сильной машины, мощностью в сто пятьдесят лошадиных сил. Крутя то вправо, то влево баранку, чувствуя, как катер идет в нужном ему направлении, Сергей мнил себя капитаном.

Капитан… Кто из мальчишек, выросших на Оби и Сосьве, не мечтал стоять на капитанском мостике!

И вот наконец трогается лед, еще недавно казавшийся вечным. На реке треск, на реке стон, на реке гром. Словно ревут и стонут лоси в миг состязания в любви. Но это не поединок лосей, а поединок весны с зимой, когда со стоном уходили и жгучие морозы, и завывающие вьюги, и темные ночи.

Льды уходили, а вслед за ними, словно по пятам, шло тепло людское, плыли вестники счастья на Север — белые пароходы. Самолетов тогда еще было маловато. Единственной связью с большим и дальним миром были пароходы. Ох, как их встречали!..

Если пароход должен приплыть утром — всю белую ночь деревня не спала. Всю белую ночь пылали костры. И короткая северная ночь становится, кажется, теплее и белее. Люди ждут, ждут, ждут. И пароход, услышав зов, обязательно приходит. Это может быть и «Карл Либкнехт», и «Усиевич», и «Москва». Так назывались пароходы, которые встречали кострами, веселыми песнями. На белом капитанском мостике — капитан. Он — как волшебник. Скажет слово в рупор — пароход причаливает к берегу, и люди с парохода и с берега бегут друг к другу, обнимаются, смеются, плачут от радости встречи. Скажет другое слово в рупор — пароход отходит от берега, люди машут друг другу руками, платками, вытирают соленые слезы расставания. Хотя Сережа мечтал совсем о другом, но втайне в подсознании у него жила какая-то светлая, грустноватая зависть к этому волшебнику — новому, благородному хозяину широких речных просторов.

И вот в его руках теперь руль. Большое судно с мощным мотором покорялось ему. Он уверенно вел катер по плесу Оби, бушующей волнами. Шторм свирепел. Разбойничьи свистел встречный ветер, прижимая к берегу тяжело груженную баржу. Чтобы не прибило ее к берегу, Сергей направлял катер поперек реки. Высокий вал летел над палубой, подхватив катер на пенный гребень, потом бросал вниз. Оттащив баржу подальше от берега, Сергей снова направлял катер вдоль по руслу.

Хотя на Оби резвился шторм невиданной силы, на душе рулевого не было тревожно. Лишь когда, взбежав на гребень волны, катер затем падал вниз, он на мгновенье чувствовал, что летит в пустоту, как на качелях.

Впрочем, Сергей уже немало покачался в детстве. На этих волнах, но только на утлой калданке. Как-то он переезжал Обь. Легкую лодочку-долбленку, сделанную без единого гвоздя, бросало как щепочку. То выносило на белый гребень волны, то катилась она вниз вместе с угасающей пеной струй. Где-то на середине плеса грянул гром, высекая искры молний из помрачневших глаз неба. Волны зверели. Пустившись в бешеный пляс, они начали кусать лодку, как злые водяные росомахи. Сергею стало страшно. Вдруг это дикое стадо проглотит лодку! И его не будет. Разве возможна жизнь без него, без Сергея! И двенадцатилетней мальчишеской рукой он цепко схватил весло, чтобы удержать лодку, лавируя на гребне бешено пляшущих волн. Вдали синел берег, обещавший счастье. Он о счастье уже тогда много думал. Но берег был далеко-далеко. А волны — большие-большие. И рукой слабой, как крыло гусенка, он вцепился в весло, превозмогая усталость, налегая всей своей человеческой силой на злые силы стихии. Что его спасло тогда? Надежда достичь берега, на котором ходит его счастье, или же силы собственных рук? Силенок было тогда еще маловато, а счастья так хотелось! Правда, и теперь, в двадцать один год от роду, он так и не успел раскусить еще, что такое счастье, но коварную силу этой реки Сергей уже знал. Только того детского страха перед стихией он уже не чувствовал. Может, оттого, что он повзрослел? Или же от ощущения, что он не на той легкой лодочке, сотворенной по законам плотницкого мастерства древности, а на большом железном катере с мощным мотором в сто пятьдесят лошадиных сил?!

Река бушевала. Волны, как допотопные чудовища, выползали из туманной мглы и с ревом обрушивались на борт, ледяными струями обдавая палубу. Летящие клочья черных, разодранных туч, казалось, цеплялись за мачту, стараясь поднять судно в воздух. Свирепый ветер, неся на своих могучих крыльях то липучий снег, то черный дым дождя, зычным голосом выводил дьявольскую мелодию. Казалось, стихия старалась выложить все свои злые силы, чтобы испытать молодого человека на стойкость в самом начале его трудовой жизни.

Это испытание Сергей выдержал. Утром были уже на месте назначения. Доставили геофизикам оборудование. На следующий день после их возвращения в Березово река оделась в ледяной панцирь. Начальник экспедиции пригласил Сергея в кабинет. Крепко пожал руку. Расспросив обо всем, предложил Сергею поехать учиться на краткосрочные курсы по овладению техникой геологов… Сергей отказался. Он хотел работать вместе с лучшим другом своим Венькой.

15

Партию, в которой работали Сергей и Венька, перебросили зимой на таежную реку Конду. Сергей давно мечтал побывать на этой легендарной реке, где когда-то, по свидетельствам книг и документов, могла находиться «Золотая баба».

Кунгурская летопись повествовала, что «Золотая баба» «нага с сыном на стуле седяща». В одиссее золотой статуи есть своя логика. С незапамятных времен волоки связывали древнюю великую Пермь с Печорой. А отсюда волоки тянулись к Оби. Карты Руси — изданные в Европе — изображают богиню-беглянку находящейся в Сибири. Но и там ей не было покоя.

Повествование «Сибирской летописи»:

Пятидесятник Богдан Брязга, соратник Ермака, спустился по Иртышу. Казаки ворвались в самое сердце языческих святынь. Они захватили