Еще одна станция - Кейси Маккуистон

Как ей говорить с Джейн? С чего начать? Как объяснить, что она боялась кого-то любить, потому что у нее колодец в центре груди и она не знает, где дно? Как сказать Джейн, что она много лет назад обнесла его колючей проволокой и что эта вещь – даже не любовь, а надежда на нее – вытащила гвозди, которые вообще никак не связаны с любовью?

Она стоит на нью-йоркском тротуаре, почти двадцатичетырехлетняя, нашедшая себя в первой версии Огаст, той, которая на что-то надеялась. Которая чего-то хотела. Которая плакала под Питера Гэбриела и верила в экстрасенсов. И все это началось, когда она встретила Джейн.

Она встретила Джейн и теперь она хочет дом, тот, который она создаст для себя, тот, который никто не сможет отнять, потому что он будет жить в ней, словно смешной маленький стеклянный террариум, полный растущих растений, сверкающих камней и крошечных косых статуэток, теплый от испачканных краской рук Майлы, хитрой улыбки Нико и веснушчатого носа Уэса. Она хочет свое место, вещи, которые сохраняют форму ее тела, даже когда она их не касается, жилище, цели и счастливой знакомой рутины. Она хочет быть счастливой. Быть в порядке.

Она хочет чувствовать все это, не боясь, что погрязнет в дерьме. Она хочет Джейн. Она любит Джейн.

И она не знает, как сказать Джейн об этом.

* * *

Гейб выходит на связь спустя неделю – им дают Центр управления в качестве помещения, и Люси раздает индивидуальные списки задач, как коробки сока на местном футбольном матче.

– Круто, – говорит Огаст, оглядывая свой. – Нам надо больше общаться.

– Нет, спасибо, – говорит Люси.

Они с Нико назначили встречу с менеджером «Слинки», чтобы договориться насчет ликера, и после разговора в заднем кабинете, в котором Нико обещает тому бесплатную консультацию экстрасенса и мамину эмпанаду, они возвращаются в квартиру с вычеркнутым из списка пожертвованием выпивки.

– Ты уже разговаривала с Джейн? – спрашивает Нико, пока они поднимаются по лестнице. Он не уточняет, о чем именно им надо поговорить. Они оба знают.

– Зачем ты вообще меня спрашиваешь, если и так знаешь? – раздраженно отвечает Огаст.

Нико мягко на нее смотрит.

– Иногда вещи, которые должны произойти, все равно нужно подтолкнуть.

– Нико Ривера, исполнитель судьбы с 1995 года, – говорит Огаст, закатывая глаза.

– Мне нравится, – говорит Нико. – Звучит так, как будто я ношу коготь летучей мыши.

Когда они доходят до входной двери, она распахивается и из квартиры выходит Уэс с ярко-желтыми листовками в руках.

– Ого, куда ты идешь? – спрашивает Нико.

– Люси включила листовки в мой список задач, – говорит Уэс. – Уинфилд только что их принес.

– «ФЕЕРИЧНАЯ ДРАГ-ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПАНКЕЙК ПАЛУЗА ПО СПАСЕНИЮ «БЛИННОГО ДОМА БЛИННОГО БИЛЛИ» – зачитывает Огаст вслух. – Господи боже, мы что, позволили Билли придумать название? Никто в его семье не знает, как редактировать текст.

Уэс пожимает плечами, направляясь к лестнице.

– Я только знаю, что должен рассовать это в почтовые ящики по району.

– Побег не поможет! – кричит ему вслед Нико. Огаст поднимает бровь.

– Побег от чего?

Как по сигналу, Исайя поднимается по лестнице. Они с Уэсом застывают в десяти ступеньках друг от друга.

Нико лениво вытаскивает из кармана жилета зубочистку и кладет ее в рот.

– От этого.

Проходит несколько секунд напряженного молчания, а потом потрясенный Уэс устремляется вниз по лестнице. Огаст слышит, как его кроссовки отзываются усиленным эхом до самого низа.

Исайя закатывает глаза. Нико и Огаст переглядываются.

– Я схожу, – говорит Огаст.

Она находит Уэса на улице, проклинающего степлер и пытающегося прицепить листовку к телефонному столбу.

– Ой, – говорит Огаст, подходя к нему. – Что, степлер попытался вступить в эмоциональную близость с тобой?

Уэс сердито смотрит на нее.

– Ты такая смешная.

Огаст вытаскивает из рук Уэса половину листовок.

– Дашь мне хотя бы тебе помочь?

– Ладно, – ворчит он.

Они начинают обходить квартал: Уэс накидывается на электрические столбы и доски объявлений, а Огаст просовывает листовки в почтовые ящики и между оконными решетками. Уинфилд, видимо, принес им штук пятьсот, потому что, пока они пробираются по Флэтбушу, стопка почти не уменьшается.

Спустя час Уэс поворачивается к ней и говорит:

– Мне надо покурить.

Огаст пожимает плечами.

– Ладно.

– Нет, – говорит он, сворачивая оставшиеся листовки и засовывая их в задний карман джинсов. – Мне надо покурить.

Когда они возвращаются в квартиру, Уэс подводит ее к двери своей спальни и говорит:

– Если ты скажешь Нико или Майле, что я тебя сюда впустил, я буду все отрицать, прожду месяцы, пока ты не перестанешь ждать от меня мести, и отдам все твои вещи тому парню на втором этаже, квартира которого пропахла луком.

Огаст отодвигает Нудлса, кусающего ее за пятки, в сторону.

– Принято.

Уэс распахивает дверь, и открывается его спальня, именно такая, как описывал ее Исайя: милая, аккуратная и стильная, со светлым деревом, постельным бельем цвета серого камня, его работами за стеклом и в рамках на стене. У него вкус человека, выросшего среди изящных вещей, и Огаст думает о трастовом фонде, который упоминала Майла. Он открывает деревянную коробку для сигар с орнаментами на тумбочке и достает тяжелую серебряную зажигалку и косяк.

Огаст видит преимущества хрупкого телосложения Уэса, когда он легко перепрыгивает через открытое окно на пожарную лестницу. Она шире в бедрах и даже вполовину не такая грациозная; когда она его догоняет, она уже еле дышит, а он сидит посреди крыши около одного из кондиционеров, затягиваясь и ни капли не вспотев.

Огаст устраивается рядом с ним и поворачивает лицо к улице, глядя на огни Бруклина. Тут не тихо, но есть плавный, постоянный поток шума, к которому она привыкла. Ей нравится представлять, что, если прислушаться, можно услышать скрежет «Кью» внизу по улице, несущего Джейн в ночь.

Ей надо поговорить с Джейн. Она знает, что надо.

Уэс передает ей косяк, и она берет, благодарная за причину перестать думать.

– В какой части Нью-Йорка ты родился? – спрашивает она его.

Уэс выдыхает поток дыма.

– Я из Род-Айленда.

Огаст застывает с косяком на полпути к ее рту.

– А, я просто думала, из-за того, что ты такой…

– Кретин?

Она поворачивает голову, щурясь на него. Тут серо и тускло с вкраплениями оранжевого, желтого и красного с улицы внизу. Веснушки на его носу сливаются воедино.