Суд волков - Жеральд Мессадье

Таким образом Жозеф осуществил мечту, неотступно преследовавшую его с тех времен, когда он учил древнееврейский язык и читал пророка Иезекииля, который говорит о прозрачных покрывалах из шелка. Жозефу удалось создать изумительно легкий материал, колебавшийся от дыхания. Он заработал на этом много денег. Производство таких газовых тканей обходилось гораздо дешевле, чем изготовление плотного шелка в пять нитей, однако продавались они гораздо дороже, ибо прозрачностью своей пленяли воображение женщин и, вследствие этого, мужчин. Впрочем, любой шелк нравился горожанам, стремившимся к роскоши. Не было зажиточного дома без зеркал и шелка: их блеск свидетельствовал о богатстве.

"Тур! – думала Жанна. – Мы повсюду и нигде. Особняк в Париже, фермы в Берри, дом в Анжере, суконная мануфактура в Лионе, а теперь еще дом в Страсбурге и вскоре, разумеется, в Туре. У нас родня в Милане и в Пфальце. Выпечка, сукно, печатня, шелководство: скоро мы будем торговать селедкой в Кале или изготовлять зеркала в Венеции. Жозеф мирится с этим, потому что у него философский склад ума. Но как быть мне? Мы должны где-нибудь укорениться, я не желаю греметь костями на дорогах, когда стану старухой!"

Она подумала, что странным образом со всеми ее жилищами связано какое-нибудь мрачное, зловещее воспоминание, начиная с сарая при Корнуэльском коллеже, где она узнала, что повесился Матье. А затем смерть Бартелеми на улице МонтаньСент-Женевьев и гибель Дени в Ла-Дульсаде, нападение на Жака на улице Бюшри, попытка отравления Франсуа на улице Бьевр и смерть Франсуа де Монкорбье за изгородью дома в Анжере.

Словно их соединила черная нить, создавая контур рисунка.

Жанна успокоилась, только увидев, как Об исследует сад под присмотром новой кормилицы, Жюстины. Прежняя – Фелисия, вырастившая Франсуа, – заметно одряхлела и проводила дни, греясь на солнышке по утрам и у камина по вечерам, после освежающего душу визита в церковь. Для Жанны она была свидетельницей всех событий ее жизни: Франсуа де Монкорбье, Филибер, Бартелеми, Жак, потом Жозеф – все они чередой прошли перед старой кормилицей, следившей за ними терпеливым взглядом совы на ветке. Она принимала участие теперь лишь в отбеливании белья, тайны которого выдавала постепенно и с большой неохотой: так, загрязненную белую ткань следовало посыпать золой и стирать с мылом, пятна от красного вина вымачивать в желтом вине, последнее же полоскание производить в большой лохани, добавив туда несколько капель уксуса.

Однажды вечером Жюстина позвала ее ужинать. Фелисия, сидевшая под липой с запрокинутой головой и скрестив руки на животе, не ответила.

– Фелисия! – крикнула Жюстина громче.

Жанна повернула голову и поняла. Она вскочила и, подойдя к старой кормилице, склонилась над ней.

– Она ушла, – прошептала Жанна. Деодат понял, Об – нет.

– Куда ушла?

Ее перенесли в спальню, совершили посмертный туалет, позвали священника из церкви Сен-Бернар, и Жанна устроила ей красивую погребальную службу. На могильном камне она велела выгравировать надпись:

ФЕЛИСИЯ ДЕСТАР,

верная служанка

господа и людей,

живет отныне

в вечном воскресном дне.

Смерть кормилицы погрузила Жанну в бесконечные раздумья.

Когда Жозеф вернулся из Тура, она спросила его:

– Куда мы уходим?

Он какое-то время смотрел на нее, и глаза его искрились.

– На кладбище, конечно.

– Жозеф! С самого начала жизни мы встаем по утрам, работаем, ложимся в постель, испытывая порой волнение и соединяясь срединными частями тела, получаем наслаждение, копим богатства, производим на свет детей – и все это предназначено для червей?

Он развернул на солнце штуку тонкого шелка, которая волшебным образом переливалась всеми цветами радуги. Об увидела ее, подбежала и хотела схватить. Отец накрыл ей голову легкой тканью, и она помчалась по аллее, словно бабочка, желая похвастаться кормилице.

– А что делают черви? – спросил он. – Возможно, такой же красивый шелк, как и этот. Возможно, мы служим материалом для шелков Господних.

– Но здесь, на земле? – настаивала она.

– Разве челнок на ткацком станке спрашивает: куда я иду? Бежит направо, потом налево, все это не имеет смысла.

Жанна подумала о ковре, который до сих пор служил ей образом, в котором воплощалось ее существование.

– И все же, – вновь заговорил Жозеф, – завершив свой путь, челнок соткал прекрасную штуку шелка. Или сукна.

– А ты заработал чуть больше денег. Но деньги, они-то зачем?

– Это как климат, – ответил Жозеф с улыбкой.

– Климат?

– Самое прекрасное из времен года. Спасение от холода. И еще спасение потомства. Деньги – это лето. Я ответил на твой вопрос?

Она вздохнула:

– А другого ответа нет?

– Быть может, есть, – сказал он, взяв на руки Об, которая вернулась к нему. – Ведь мы всегда видим только частицу того, что нас окружает. Платон говорит, что мы все живем в пещере, перед которой проходят разные люди, но мы видим лишь тени на стене. Я буду более скромен и сравню нас с мышами, высунувшими нос из норы: они видят только дощатый пол, ноги и кошек.

Она засмеялась.

– У нас всегда лишь один пункт обзора, – добавил Жозеф.

– Напиши для меня книгу. Мы попросим Франсуа ее напечатать.

Двадцать седьмого мая 1472 года небо Людовика XI прояснилось: его младший брат Карл, чье ничтожество можно было сравнить только с его честолюбием, скончался от загадочной болезни. Известно, что принцы, созданные из небесной субстанции, никогда не болеют, и настоятель аббатства Сен-Жан-д'Анжели распространил слух, что Карл был отравлен своим братом, – это стоило ему аббатства. Тем временем Людовик поспешил вновь прибрать к рукам провинцию, которая было ускользнула от него, – Гиень. В том же году Людовик убедился, что имя Жанна приносит счастье династии Валуа: Карл Смелый имел неосторожность осадить Бове, но с позором отступил, поскольку жителей города настроила на воинственный лад некая Жанна Лене, получившая впоследствии прозвище Жанна Кирка. На прощание Бургундец выжег все окрестные деревни.

В мае следующего года по королевству и провинциям прошел тревожный слух: Людовик тоже нездоров. Он страдал невидимостью – страшная болезнь для публичной фигуры. Причиной его добровольного затворничества стало воспаление мозга, иными словами – менингит. Враги короля торжествовали: наследнику престола исполнилось всего три года, а регентскую власть по распоряжению Людовика должна была получить женщина – его дочь Анна.

Они просчитались: король выздоровел и вновь появился на людях. А его враг Жан Арманьяк, один из лигеров, союзников Карла Смелого, неожиданно скончался.