Фолклендский коммандо - Хью Макманнерс

к тому, что мы делали, как к работе, для которой нас готовили, а потому в этом не было ничего необычного.

С нашей точки зрения Фолклендские острова теперь были чужой проблемой. Потратив столько долгих часов на обдумывание трудных задач и проведение наших операций, мы больше не думали ни об островах, ни об их обитателях, ни о войсках, которые были направлены туда в качестве постоянного гарнизона.

Но, конечно, именно последствия войны создают самые большие проблемы. Как восстановиться после хаоса и избежать повторения того же самого? Кроме того, имелись проблемы, с которыми сталкивались подразделения, побывавшие в различных переделках в ходе кампании. Самой серьезной из которых была так называемая бомбардировка Уэльской гвардии в Блафф-Ков, хотя фактически имело место на Фицрой-Роудс.

Моя собственная трагедия с гибелью трех женщин на Фолклендах, больше никогда не упоминалась, если не считать рассказа полковника Кейта Ива о том, как сильно пострадал дом и рассказа сержант-майора батареи Джока Малькома о том, что произошло на корабле. И я не знаю, насколько другие были осведомлены о моей вине. Так что, хотя последствия этой ужасной трагедии, казалось, не потребовали от меня предстать перед следственным комитетом, либо какого-либо другого расследования (по крайней мере, ничего из того, о чем бы я знал), то же самое не будет справедливо и для остальных.

Глава 13

Дом

«Канберра» сделал остановку у побережья Англии, у Королевской военно-морской авиабазы Калдроуз в Корнуолле. Вертолеты «Си Кинг» с базы вылетели к кораблю, доставив на борт разных людей, например, командира 29-го артиллерийского полка коммандос подполковника Майка Холройда Смита — «ХС», прилетевшего в Великобританию с о. Вознесения. Несколько репортеров, которые отправлялись на Фолклендские острова на «Канберре», тоже прилетели сюда, прихватив с собой видеозаписи новостей, которые они нам показали. Мы собрались в каюте Уильяма Фоссета на «Канберре», чтобы выслушать от него о приготовлениях к завтрашней высадке:

«В Саутгемптоне нас ждет такой прием, какого вы никогда раньше не видели, и уж точно — ничего подобного не было со времен окончания Второй мировой войны. Я точно знаю, что некоторых из вас будут встречать родители и подруги, и я расскажу этим людям подробности позже. Вы должны знать, что остававшиеся дома были в очень большом напряжении, гораздо большем, чем вы думаете, и во многих отношениях более тяжелом, чем мы. Я вернулся домой на прошлой неделе, прилетев с Вознесения, и обнаружил, что моя семья выглядит очень уставшей и измученной. Вам придется быть осторожными и внимательными со своими семьями, и обращаться с ними мягче, потому что они сильно беспокоились.

У нас есть транспорт, которым прибывают из Пула ваши семьи. Те, кого не встречают, могут уехать в Пул на этих автобусах, но, разумеется, вы можете делать все, что вам нравится. Насколько я понимаю, несколько отелей в городе предлагают нам бесплатные номера, обеды и т. д. И у меня есть здесь список.

К сожалению, в понедельник утром мне придется попросить вас всех вернуться на службу. Как вы, конечно, понимаете, у нас очень много дел, и я хочу закончить их на следующей неделе, чтобы все могли убыть в отпуск. Хотя мы еще не все продумали, у вас должно быть по крайней мере шесть недель. Еще я бы попросил вас быть осторожнее с теми парнями, которые не отправились вместе с нами. Они будут чувствовать себя очень отстраненными от происходящего. Просто помните, что они не виноваты в том, что не пошли с нами, и они так же хороши как и вы, но им нечего рассказать.»

Мои родители приехали в Саутгемптон, чтобы встретить меня. Все приготовления были сделаны тыловой службой 148-й батареи, которая проделала отличную работу, держа всех в курсе событий и организовав транспорт, чтобы доставить наши семьи на пристань. Они также выполняли наши обычные рабочие и учебные обязанности, насколько это было возможно в наше отсутствие. Атмосфера на «Канберре» была выжидательной и сдержанной. Мы хотели вернуться домой, чтобы продолжить нашу нормальную жизнь с того момента, когда она была прервана в конце марта. Каждый день с момента капитуляции воспринимался как досадная задержка возвращения домой. Идея грандиозного приема была прекрасна, при условии, что это не помешает нам уйти в отпуск. Слухи о большом параде, со всеми репетициями и неизбежной подготовкой к чему-то, что никого из нас даже отдаленно не интересовало, наполнили нас унынием. Несмотря на эти циничные мысли, прием его масштаб, теплота и эмоциональность застал нас всех совершенно врасплох. Мы были ошеломлены, некоторые из нас молчали и погрузились в воспоминания.

Кто-то пробормотал отрывок из горькой поэмы Киплинга: «Эй Томми, так тебя и сяк, скотина, прочь ушел! Но враз «страны спаситель», коль пушек гром пошел», потому что чувствовал, что мы только что ушли, как бывало уже много раз, сделали свою работу, как смогли, и теперь к счастью, возвращаемся на родину. Почему именно в этом случае, нам был оказан столь бурный прием?

Участие в боевых действиях означало, что очень многое прошло мимо нас. В наше отсутствие транслировали огромное количество новостных лент и документальных фильмов. Мы не понимали ни масштаба операции «Корпорация», ни тех национальных чувств, которые она пробудила дома. Мы выработали своего рода «туннельное зрение» — вероятно как защитный механизм, чтобы пройти через все это. Необычайный прием превратил эту слепую близорукость в сияние цветной объемной славы. Вертолеты «Си Кинг» взлетели и вернулись на базу в Калдроуз, а затем в фиолетовом вечернем тумане впервые показались берега Корнуолла. Вахтенный офицер сообщил эту новость по всему кораблю, и никто не возражал против того, что его побеспокоили. Поручни по левому борту «Канберры» были переполнены, и мы смотрели, как вдали в бледном вечернем свете вырастает береговая линия.

Мои мысли были своеобразной смесью удовлетворения, меланхолии, предвкушения и нетерпения.

Все заканчивалось, и мне было немного грустно. Но я был благодарен тому, что все закончилось для нас благополучно. Меня не оставляли печаль и размышления о друзьях, которые не вернутся, и размышления о тщетности внезапной смерти. Эта печаль и эти мысли иногда возвращаются, чтобы преследовать меня.

Неровная береговая линия казалось бледной и неземной в летнем тумане воплощение всех тех грез, которые мы никогда не осмеливались позволить себе. Сначала я подумал, что мы находимся на южной оконечности Лизарда, но потом понял, что смотрю на Каррик-Роудс. После часа пристального созерцания, размышлений и тихих разговоров я спустился вниз принять душ перед особым ужином от компании «P&O» — они собирались продемонстрировать