Добрые Люди - Дмитрий Александрович Тихонов

Сегодня на улицах города было многолюдно, увеличились так же и патрули. Петлять подворотнями, словно заяц, я не хотел, поэтому приколол липовый значок законника к поле камзола и шёл не таясь. Боевой запал всё ещё играл в крови и хотелось острых ощущений — пройти по лезвию ножа так сказать. Впрочем, клирикам сегодня было явно не до меня, не говоря уже о первых. В городе зарождались беспорядки — я лично видел, как толпа горячих парней вломилась в лавку бакалейщика, — так что у законников появились дела поважнее праздных шатаний по городским улочкам.

В «Осётре» играла музыка и танцевали обнажённые дамы, а я как-то не сразу смекнул, что попал в самый что ни наесть настоящий дом терпимости и осознал это, когда уже было поздно: одна из девиц лёгкого поведения повисла на моей руке и норовила затащить в номер. Уговорами и обещаниями мне удалось выскользнуть, и я спешно ретировался. Взбежал по лестнице на второй этаж и направился к двери, где стояли мордовороты.

— От Ерша к Милиду, — сказал я, не сбавляя шаг.

Амбалы расступились. В комнате стоял обитый зелёным сукном стол, за ним сидели четверо. Милид кивком указал мне на свободный стул у окна и сбросил две карты:

— Десять треф.

— Ложимся, — согласился игрок в мундире с погонами сержант-майора. — Десятерная не играется, а проверяется.

— Эт ты верно подметил Экиль, — ухмыльнулся Милид и разложил карты.

Судя по выражению лиц остальных преферансистов — шулер брал десять взяток. Я подошёл к окну и занял стул. Рядом на сервировочном столике стояла початая бутылка вина и два бокала. Можно и горло промочить теперь.

— Так, — одноухий потирал руки. — Тебе значится вливаю семь, а три… а три с горы списывают. Ну? Расписываем?

— Стой! — воскликнул игрок, сидевший ко мне спиной. — Я, как хозяин горы, имею право заказать три круга распасов.

— Ты чё, Сиплый? — четвёртый игрок воспротивился. — Мы тут не в веренку играем, какие распасы-то?

— А я бы сыграл, — сказал служивый.

— Ферзь, дай человеку отыграться? — подмигнул Милид. — Сиплый, сдавай.

Я попивал вино и наблюдал за игрой. Судя по всему, Экиль надевал мундир только по вечерам и играл на пару с Милидом. Эти двое довольно ловко переглядывались, сообщая друг другу свои карты. Приём старый, но с невнимательными игроками всегда работает верно.

— Слышал историю, говорят, чистая правда, — сказал Милид.

«Зубы заговаривает».

— Дело так было. Схватили нашего брата законники, мол, по что священника угробил, ну тот, как на духу всё и выдал. Рассказывает: «Собрались мы пульку расписать: я, брат мой и священник. Ну играем. Я — в трефу, брат — трефу и священник — трефу. Я снова в трефу, брат — трефу и священник — трефу. Я в третий раз в трефу, брат — в трефу и священник — в трефу». А законник глаза выпучил, да как заорёт: «Да за такое же канделябром по башке надо!» А мужичок: «Ну я так и сделал».

Экиль и Ферзь заржали, что кони ретивые. А вот Сиплый юмора не уловил.

— Ну и в чём соль, за что он его убил-то? — спросил он.

— М-да, — протянул Милид. — То-то я гляжу у тебя бочка в горе. Карт сколько?

— Ну без шестёрок, тридцать две. — Сиплый задумался.

— Ну. А мастей четыре. Восемь карт на масть. Где священник девятую взял?

— А-а-а-а, ну да…

Ещё около часа игроки «крутили распасы». Наконец расписали пулю: Экиль остался при своих, Ферзь немного выиграл, а Сиплый проигрался в труху. Довольный собою Милид пересчитал монеты и ловко сгрёб их в кошель. На том игра завершилась. Преферансисты спустились вниз, а шулер поманил меня в смежную комнату.

— Люблю я, когда ваш брат дела делает, — сказал шулер. — И трёх часов не прошло, а Купеческий уже на ушах стоит. Принёс?

Я выудил из-за пазухи грамоты ван Сота и протянул одноухому. Милид окинул бумаги беглым взглядом и аккуратно положил на стол. Что-то в его поведении было не так, но я заметил это слишком поздно: шкаф сместился в сторону и в кабинет вошёл человек в белой сутане.

[1] Игра слов: имеется в виду «гусарика» — игра в преферанс для двух игроков.

Глава двадцать вторая

Милид пятился и виновато улыбался от чего изуродованное его лицо походило на жуткую маску — маску смерти. Я стоял как вкопанный. Тело не слушалось. Человек в сутане вёл себя так, словно не замечал нас. Он подошёл к столу, взял грамоты и поднёс к свече.

— Я могу идти? — очень тихо спросил Милид.

Человек сделал небрежный жест рукой, и шулер выбежал из кабинета, заперев за собой дверь на замок. Я прикидывал шансы и результат всегда был один — к утру моё тело выловят у пирсов. То, что этот незнакомец не имел никакого отношения к клиру, хоть и носил их одежды, я понял сразу: моя кожа не светилась от воздействия его силы. Колдун или владеющий? Впрочем, это уже значения не имело.

«Как глупо я попался».

Колдун изучил бумаги, поводил рукой над печатями, и они рассыпались, а текст на бумаге вспыхнул и стал меняться. Незнакомец взял дополнительный канделябр, поджёг свечи и обойдя стол сел в кресло. Он продолжал игнорировать меня. Чего уж там, ясное дело: меня он определённо записал в покойники.

Раздался грохот, стекла задрожали. Затем ещё один, а потом и вовсе звуки взрывов слились в сплошную какофонию. Тизу снова обстреливали. Колдун отложил бумаги и наконец удосужился взглянуть в мою сторону. Из-под узких бровей на меня смотрели красные глаза, человек моргнул и зрачки его стали цвета изумруда. Два зелёных огонька словно проникали в самую душу.

«Чистый!»

Зеленоглазый убрал бумаги в рукав и высоким голосом сказал:

— Извини, но так будет проще.

Он выставил ладонь и сделал жест, будто пытался взять пригоршню воздуха. Мой поток в мгновение ока улетучился. Пустота поселилась в груди, а ноги в раз сделались ватными и лишь благодаря сдерживающей силе чистого, скрутившей тело параличом, я не упал. Незнакомец выждал ещё, а после его чары развеялись. Я ухватился за спинку стула, но удержаться не смог и завалился на бок. В какой-то момент стул частично закрыл меня от глаз зеленоглазого и я,