Его Искушение - Анна Гур

Киваю.

— У тебя, как в отеле, кажется, что не обжито даже.

— Вот и займи себя делом. Это твой дом, меняй все, что захочешь, Аврора.

— Не уходи от темы. Ты делаешь это, потому что думаешь, что не выживешь, да?! Так, выходит?! — выпаливаю и застываю, потому что он не отрицает, смотрит твердо, прямо.

Непоколебимый. Невыносимый. Умеющий принимать удар от жизни и стойко выносить все, через что ему приходится проходить.

Слезы катятся из моих глаз.

— Просто живи, Иван, живи, будь рядом с нами, ты не можешь меня бросить, нас бросить! Это предательство!

Наверное, в моем голосе слышна мольба. Плевать.

Поднимается. Спокойный сейчас на редкость, решительный, приближается ко мне твердой поступью, абсолютно не смущаясь своей наготы. Красивый до невозможности.

Отвожу взгляд, поднимает лицо за подбородок и смотрит прямо в глаза.

— Мужчина должен уметь принимать решения, Аврора. Однажды мой сын унаследует все, что принадлежит мне, он мой наследник.

— Однажды… — повторяю грустно.

— Я сожалею, Аврора, действительно раскаиваюсь в том, что ты попала ко мне. Жила бы своей яркой жизнью, забот не знала. Я виноват перед тобой, но не изменить уже ничего. Ты вошла в мой дом, и он стал твоим.

— Нет твоей вины, Ваня. Это судьба. Так было предначертано. Сошлись пути, и я… знаешь, я не жалею, мое сердце выбрало тебя…

Это признание я почти шепчу. Все это так волнительно, так невыносимо и больно. Смотреть на мужчину и разрываться от чувств, которые просыпаются. Только на грани потери приходит осознание, что не хочешь терять.

Привыкла к нему, приросла, словно сердце слилось воедино с его сердцем.

Помутнение это или нечто иное, но с первой секунды, стоя на крыше отеля, я пропала…

Проводит пальцами по моим губам, смотрит так, что душа разрывается.

— Странная ты, куколка, я тебе даю все, что имею, считай, свободу твою тебе возвращаю. Верно ведь говорят, нет человека и нет проблемы…

— Дурак. Какой же ты… Не слышишь меня. Не нужна мне твоя свобода! Я хочу тебя, Иван, хочу, чтобы ты жил. Сам сказал, что я семьей твоей стала…

Прищуривается, взгляд темнеет, дышит надрывно, словно ему больно, и я понимаю, что Кровавый сейчас, как загнанный в клетку зверь, он будет бросаться на прутья до собственной агонии, не сдаваясь, но не всегда человек, даже такой сильный, как Кац, способен победить стаю…

— Ты ведь все равно не согласишься на то предложение, не уступишь, как советует Серебряков…

Долго смотрит в мои глаза.

— Счастье должно быть чистым. Не такой ценой, Рори, не такой… Заставлять платить по счетам виновных одно, а то, на что меня подбивают, это иное… Беспредела я не допущу.

И такая мощь в этих словах, уверенность в своей правоте. А во взгляде твердость.

Кац не предаст свои принципы.

— Это все так ужасно…

Ахаю жалобно, надрывно, навзрыд, а он притягивает меня к себе, обнимает и сейчас Иван настоящий, без прикрас и маски отчужденности. Такой вот неидеальный, непростой, но… мой.

Притягивает к себе, обнимает и ласкает волосы, а я слышу, как у него в груди набатом бьется сердце, как колокола бухают неровным перезвоном.

Раненый, загнанный зверь, сильный и подбитый, но все равно не идущий на компромисс с совестью.

Даже ценой собственной жизни. Мой праведный грешник.

— Любишь меня, говоришь? — наконец, поднимаю голову и заглядываю в такие родные льдины.

— Да.

Кивок и хватка на моих плечах тяжелеет.

— Так сделай мне нормальное предложение, Иван. Не ставь перед фактом, так как мой ответ “да”. Да, я хочу стать твоей женой, хочу носить твою фамилию и прожить с тобой жизнь, ты понимаешь это?!

Не выдерживаю его взгляда, отталкиваю и отворачиваюсь. Всхлипываю прерывисто, пытаюсь дышать.

Слышу шаги за спиной, уходит, наверное. Не оборачиваюсь, щелчок двери.

Ушел…

Погружаюсь в свои чувства, вытираю с щек слезы, горькое разочарование из-за его молчания, непонимание, все обрушивается лавиной.

Вздрагиваю, когда неожиданно слышу удивительно мягкий голос Ивана за спиной:

— Рори…

Поворачиваюсь и чуть не падаю, когда протягивает ко мне кулак и раскрывает ладонь, а там тоненькое червонное колечко, обручальное…

Вскидываю на него глаза, полные слез.

— Это кольцо моей матери. Неказистое, легкое, совсем недорогое, но для меня бесценное

— Я…

— Единственное, что осталось от моей жизни, память о том, что жил когда-то на свете мальчишка-разгильдяй, была у него семья и он знал, что такое любовь…

Губы начинают дрожать, прикладываю по инерции ладонь к устам, чтобы заглушить всхлипы, ловит мои пальцы и смотрит мне в глаза.

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Аврора. Не просто на бумаге. Я хочу с тобой обвенчаться в православном храме по традициям моей веры, чтобы на веки вечные, чтобы навсегда…

Слезы катятся по щекам, а в сердце щемящая тоска…

— Ответь мне, Рори, ты пойдешь со мной под венец, станешь моей по-настоящему?

Не могу сдержать своего порыва, встаю на носочки и обнимаю Ивана за шею, наклоняется ко мне, а я, как слепой котенок, тыкаюсь мокрыми губами в его подбородок.

У моих поцелуев соленый вкус горечи пролитых слез и необыкновенного счастья, покрываю поцелуями его лицо, куда могу дотянуться, пока, наконец, не поддается и не сминает мои дрожащие уста в привычном горячем поцелуе, выбивает все мысли и единственное, что удается пролепетать прежде, чем нас накроет обоюдная страсть, это мой надрывный стон:

— Да… Иван… Я стану по-настоящему твоей…

Аврора Кац

— Аврора, вы прекрасны…

Слышу восторженный голос Василисы и улыбаюсь ей через зеркало. Пожалуй, не так я представляла собственную свадьбу.

Хотя я ее и не представляла вовсе. Это событие казалось очень далеким. Думала, что однажды повстречаю принца, все будет пафосно, на миллион гостей и, разумеется, с прессой. Все таблоиды должны были пестреть моими фотографиями с улыбкой до ушей и под ручку с женихом.

Профессия супермодели обязывает, чтобы все было проработано в подобном ракурсе.

Мне казалось, что будет толпа подружек невесты, долгая подготовка и непременно распорядитель, который возьмет все бремя суеты на свои плечи, а я буду убиваться, теряясь между выбором кремового оттенка салфеток или же цвета шампань.

Сценарий как должно было быть, но не будет никогда.