Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

— Многие не одобряют многого, — отрезала Магдалена. — Я тоже помню вас. Вы тогда сидели в углу и… и слушали этот ужасный, вульгарный разговор!

Она понимала, что говорит глупости, именно те, которые и ждёт мужчина от женщины — и всё равно не могла сдержаться. Она ждала, что он рассмеется и скажет, что эти ужасные вульгарные разговоры не предназначены для нежных дамских ушек, и лишь её собственная вина в том, что они оскорбили её слух, — но он не сказал этого. Он не собирался шутить. У него было к ней дело, и он говорил о деле. Как будто знал, что она не откажет.

— Если вы помните тот вечер, миледи, а я знаю, что вы его помните, то должны помнить и то, что я слушал этот разговор без одобрения. То был поистине значимый день, — медленно проговорил Маркус. Он стоял, заложив руки за спину, и ничто в его облике не выдавало намерений, но Магдалена каким-то немыслимым, необъяснимым образом поняла, зачем он пришёл. И покачнулась, ухватившись за портьеру.

— Вам дурно? — холодно спросил мужчина.

— Н-нет… нет.

— Это хорошо. Вам придётся быть сильной, леди Магдалена.

— Чего вы хотите?

Он продолжал смотреть на неё в упор. Потом сказал:

— Как вы знаете, прошлой ночью вашего мужа пытались убить.

Она не знала. Или знала? Он не дал ей ни отдышаться, ни обмануть саму себя.

— Вы знаете также — или, по крайней мере, подозреваете, — что это не было случайностью. У него много врагов. И это также не случайность. Как вы оцениваете то, что он сделал с Сальдо Бристансоном?

— Он… это была честная дуэль.

— Может быть. Но как вы оцениваете то, что он сделал?

Она не ответила.

— Как вы оцениваете жизнь, которую он ведёт? Нравится ли вам, что он калечит и убивает по малейшей прихоти? Нравится ли вам, что он спит с каждой девкой, которая задерёт перед ним подол? Нравится ли вам, что он творит всё, что хочет, чувствуя себя безнаказанным, потому что за его спиной стоит конунг? Нравится ли вам, к слову, что за его спиной стоит конунг, когда с него спущены штаны?

— Прекратите! — зажав уши руками, закричала Магда. — Замолчите сейчас же!

К её изумлению, он умолк. И в его взгляде было сострадание.

— Вы ведь не знаете этого человека, леди Магдалена. Верно?

— Замолчите…

— Никто не знает его. Кто он такой и откуда взялся на беду всем нам. Вы не представляете, сколько горя он уже принёс… не только Бристансонам. И не только вам. Он сделал много зла и сделает ещё столько же, если не остановится. А он не остановится. И будет только хуже.

«Куда хуже? — хотела спросить его Магда. — Куда, скажите мне, может быть хуже?..»

— Лорд Маркус…

— Не «лорд», миледи. Просто Маркус.

— Маркус… сударь… кто вы такой?

— Я человек, клану которого действия Эда Эфрина принесли зло. Смиренно прошу вас удовлетвориться этим объяснением.

— Это вы пытались убить его прошлой ночью?

— Нет.

— Тогда кто?

— Это не важно, миледи. Важно, что покушение не удалось. И новых не будет, потому что то, что случилось вчера, привлекло слишком пристальное внимание конунга. А ваш муж после этого станет гораздо более осторожен. К тому же лично я вообще не верю, что его можно убить так. Ваш муж, он… он в сговоре с Мологом, — вполголоса закончил Маркус.

Магда снова услышала этот ужасный лающий смех и вынуждена была переждать его, прежде чем ей хватило дыхания заговорить.

— Что же, — давя из себя безумную улыбку, выговорила она, — вы хотите, чтобы я убила его?

Маркус молча смотрел на неё.

Какое-то время Магдалена ещё улыбалась. Потом усмехнулась. Потом расхохоталась. Маркус всё так же глядел на неё в упор, не предлагая ей сесть. Резко оборвав смех, Магдалена сказала:

— Вы безумец. С чего вы взяли, что я пойду на это?!

— Больше некому, миледи. Вы живёте с ним в одном доме. Вы его жена. Вы та, от кого он не ждёт удара. Вы единственная, кого конунг пощадит, когда узнает.

— Вот как? — жёстко сказала Магда. — Не нашлось никого, способного пожертвовать своей жизнью ради столь благой цели?

— Нашлось бы, миледи. Но на совести вашего мужа и так слишком много сгинувших душ, чтобы добавлять к ним ещё одну.

Она молчала. Он тоже молчал. Магдалена нашарила исколотыми пальцами край портьеры, сжала, дёрнула. Выпустила.

— Я люблю его, — сказала она.

— Я знаю. Но иногда этого недостаточно. Или… напротив. Иногда достаточно только этого.

— Довольно, — сказала Магдалена и закрыла глаза. — Уходите.

— Вы знаете, что я не лгу. Про Молога… про их связь. И про то, что Эд Эфрин приносит горе тем, кто окружает его. Вы знаете это лучше прочих, не правда ли?

— Довольно, я сказала. Оставьте меня… сударь.

Он пошёл к выходу, не поклонившись. Проходя мимо Магдалены, остановился — она чувствовала это, хотя и не открывала глаз.

— Я пришлю вам всё необходимое, — сказал Маркус Ортойя, брат лорда Микаэля и отец Ланса Ортойи.

— Не надо, — ответила Магда. — Я знаю, где достать.

На удивление, найти место, к которому она подъезжала еженощно на протяжении нескольких недель, при свете дня оказалось не так-то просто. Слишком много красок, много людей, детей, лошадей, собак, всё шумело, смешавшись, то и дело перевернувшаяся телега или рассыпавшаяся бочка преграждали дорогу, будто намеренно стремясь задержать её. А может, дело было в том, что, выслеживая Эда, Магда не думала о дороге и не видела её — просто шла за ним, словно слепец за поводырём или жрица за своим богом.

Только Эд Эфрин не был богом. Он был смертен.

Помедлив, Магдалена Фосиган толкнула дверь, еженощно раскрывавшуюся, чтобы заглотить в своё ненасытное чрево её мужчину. Низко и мелодично звякнул колокольчик.

Она поправила вуаль и вошла.

Магда сама не знала, каким ожидала увидеть внутреннее убранство «Красной змеи». Быть может — теперь это ей пришло в голову и едва не вызвало нового приступа нервного смеха, — она всерьёз полагала, что прямо за дверью громоздится перина, на которую толстозадая шлюха валит Эда, стоит ему лишь оказаться в её лапах. Магда вспомнила ту желтоволосую женщину, которую видела прошлой ночью на подоконнике, вспомнила её протяжные, исполненные бесстыжего наслаждения стоны — и подумала, так ли стонет эта женщина, эта аптекарша в чистом, но убогом платье тёмно-синего сукна, глухо застёгнутом до самого ворота, во вдовьем чепце на подобранных волосах — ни дать ни взять, приличная женщина, степенная торговка! Сидит себе за прилавком, считает выручку, полные губы чуть заметно шевелятся, называя цифры — но так ли они шевелятся, когда шепчут: «Эд»?.. Или раскрываются в истошном крике, как рот той, что свешивалась из окна?..