Древний человек и океан - Тур Хейердал

Наиболее приметное различие между изваяниями типа IV среднего периода и их, как правило, не такими большими прототипами раннего периода заключается в том, что в среднем периоде голову истуканов стесывали, чтобы примостить на ней цилиндр пукао из красного камня, и основание делали совсем плоским, чтобы идол прочно стоял на каменной аху. У экземпляров раннего периода голова и основание округлые; они были без цилиндра и устанавливались на земле культового дворика.

По преданию, первыми ваятелями были изначальные переселенцы с востока. Если искать источники внешних импульсов, мы не увидим ни один из описанных четырех типов ни в других частях Океании, ни в Юго-Восточной Азии. Только на Маркизах, Раиваваэ и Питкэрне (все они расположены на восточной окраине Полинезии) известны крупные каменные статуи, однако они изображают непомерно тучных людей с большим животом, короткими, слегка согнутыми ногами и с огромной круглой головой, на которой рельефом высечены гротескные черты лица. Эти изваяния перекликаются с большеголовыми и коротконогими истуканами, какие устанавливались на каменных платформах или на земле от Мексики и Сан-Агустина в Колумбии до озера Титикака в Перу и Боливии. У всех этих материковых идолов очень короткие ноги, совсем же безногие торсы находили только в древней области Хуарас (Центральное Перу) и изредка вокруг озера Титикака. Статуи бородатого Кон-Тики-Виракочи в Тиауанако и в расположенном по соседству Мокачи — безногие; один тучный каменный исполин в Тарако, на северном берегу Титикаки, также усечен ниже живота и, как мною показано в другом месте, очень близок к пасхальскому типу IV, каким тот выглядел первоначально, в раннем периоде (Heyerdahl, 1976[154]). Тем не менее безногие торсы следует относить к исключениям в Андской области; несомненно, они заняли преобладающее место лишь в результате местного отбора на Пасхе при переходе от раннего к среднему периоду.

А вот остальные три открытых теперь типа раннего периода, не встреченные больше нигде в Океании, отлично известны в Андах. Они очень близки к трем типам каменных статуй, которые специалист по андской археологии Беннет считает характерными для доинкского ваяния в Тиауанако. Сходство прослеживается во всех своеобразных деталях; это относится и к прямоугольной большеглазой голове с носом в виде буквы «игрек», и к прямоугольной колонноподобной фигуре с руками, сложенными на животе, и к реалистичному коленопреклоненному истукану с его специфическими особенностями, перечисленными выше (Bennett, 1934[28]). Шёльсволд, раскопавший коленопреклоненного великана в отвалах ниже каменоломен, видит в нем все своеобразные черты соответствующих тиауанакских образцов, отнесенных Беннетом к древнейшему, доклассическому периоду Тиауанако. Он говорит: «…сходство этой тиауанакской статуи из Южной Америки и нашего экземпляра так велико, что его вряд ли можно приписать случайности, скорее речь идет о тесном родстве, указывающем на связь между этими двумя образцами древней каменной скульптуры Андов и острова Пасхи» (Skjölsvold, 1961[283]).

Открытые теперь типы изваяний раннего периода позволяют представить себе эволюцию пасхальских монументов для аху. До сих пор были известны только однородные исполины среднего периода, а у них нет ничего общего со статуями ни островов на западе, ни материка на востоке. В этом одна из причин, почему их обособленное присутствие на острове Пасхи казалось таким загадочным. Теперь выяснилось, что в неведомый прежде ранний период первые пасхальцы экспериментировали с разными горными породами и четырьмя различными типами антропоморфных изваяний, три из которых, как установлено, представляют характерные древние формы в Тиауанако на ближайшем к востоку материке. Больше того, четвертый тип также присутствует среди каменных статуй Тиауанако, но он приобрел более специализированный вид под конец раннего периода на Пасхе. Затем этот тип стал образцом для всех сотен огромных монументов, установленных на перестроенных аху во втором пасхальском периоде.

Что послужило причиной? Чтобы объяснить эту эволюцию и выявленный археологами странный застой в последующем развитии на Пасхе, приходится обращаться к этнологии. У нас нет оснований сомневаться в устных сведениях, полученных Куком, Лаперузом и другими путешественниками от пасхальцев позднего периода, когда многие статуи еще стояли на своих аху: изваяния были не идолами в прямом смысле слова, а памятниками в месте погребения королей, вождей и других знатных лиц. Каждая статуя была воздвигнута в честь определенного умершего человека, и многие старики даже после племенных усобиц позднего периода, когда изваяния сбрасывали на землю, еще помнили имена некоторых арики — вождей, удостоенных памятника. Наши раскопки показали, что склепы и другие виды погребения были привязаны к аху под конец среднего и весь поздний период; в астрономически ориентированных алтареподобных сооружениях раннего периода, которые не украшались монументами, останки не обнаружены. Но как уже говорилось, перед фасадом искусно сложенных из тесаного камня культовых стен мы нашли следы коллективной кремации. Вот еще одно неожиданное открытие, ведь прежде не было известно, что кремация некогда входила в погребальный ритуал на Пасхе.

Естественно возникает следующий вопрос: почему могущественные вожди среднего пасхальского периода предпочитали, чтобы их могилы были увенчаны стереотипными копиями статуи типа IV раннего периода? Вопрос тем более существенный, что пасхальцы разбили или изуродовали все изваяния раннего периода, в том числе и типа IV, сделав исключение только для замечательной базальтовой статуи из солнечной обсерватории на вершине вулкана Рано-Као, которую они перенесли в полной сохранности в одну из культовых построек Оронго. Эта же статуя оказалась единственной, не поваленной даже в поздний период, ей продолжали поклоняться чуть ли не до тех самых пор, когда европейцы увезли ее и передали в Британский музей.

Может быть, статуя из Оронго играла особую роль? На этот вопрос можно с полной уверенностью ответить утвердительно. Это единственная статуя с выпуклым основанием, установленная на земляном полу внутри строения, единственная статуя, пережившая все три культурных периода, наконец, единственная на Пасхе статуя, о которой известно, что она была предметом поклонения и культа всего населения острова независимо от родовой или племенной принадлежности. Все прочие монументы вместе со своими аху принадлежали отдельным родам; потому-то их сбрасывали и уродовали в знак мести во время жестоких племенных усобиц позднего периода. Даже на некоторых незавершенных изваяниях у подножия каменоломен Рано-Рараку видим глубокие борозды — следы попыток обезглавить их, поскольку островитянам было не под силу повалить врытые в щебень каменные торсы. А истукан в каменном доме в Оронго оставался неприкосновенным, и с ним все еще были связаны культ плодородия и важные ритуалы, общие для всех враждующих племен, когда на Пасху во второй половине прошлого столетия прибыли миссионеры. При раскопках мы нашли много древесного угля — следы ритуальных костров перед входом в большой центральный каменный дом, где стояла важная базальтовая статуя.

Судя по всему, эта статуя первоначально была связана с ритуалами пасхальских солнцепоклонников раннего периода. Спину ее украшали рельефные символы солнца и радуги; когда же статую в среднем периоде перенесли в только что отстроенный каменный дом, поверх старых мотивов были грубо высечены символы птицечеловека. Тем не менее она сохраняла центральную позицию в пасхальских культах, воплощая, так сказать, бога-творца или бога плодородия, и ей посвящались ритуалы во время весеннего равноденствия. Если другие статуи, устанавливаемые островитянами среднего периода на родовых аху, представляли покойных членов общины, то изваяние в Оронго продолжало оставаться общим для всех родов божеством. Возможно, этим объясняется единообразие памятников для аху. Поскольку короли на острове Пасхи, как и во всей Полинезии и в Перу, считали себя потомками верховного божества, понятно, что каждый хотел, чтобы его изображение предельно походило на всемогущего предка, известного всем пасхальцам по изображению в их общем культовом центре Оронго. Единственное допускаемое отклонение — увеличение размеров статуи: каждый стремился, чтобы его монумент был возможно больше и внушительнее, воплощая тем самым роль и могущество покойного.