Вирус "А". Как мы заболели вторжением в Афганистан - Валерий Самунин

Тараки вернулся в Кабул из Москвы 25 марта. Еще через день был создан Высший совет обороны Афганистана, председателем которого стал глава государства.

Дома Тараки с удивлением обнаружил, что и в рядах халь-кистов больше нет желанного единства. Герои революции Ва-танджар и Гулябзой на заседании Ревсовета прилюдно обвинили Амина в том, что он неправильно относится к вооруженным силам, бросает войска против мирных жителей, хотя это прерогатива МВД. Предпринятые советскими руководителями «воспитательные меры» требовали от Тараки каких-то действий. И он решился: любимец Амин был отстранен от курирования армией, ему было рекомендовано заняться решением экономических и внутриполитических вопросов. Министром обороны стал Ватанджар, министром внутренних дел еще один аминовский оппонент — Маздурьяр.

Впрочем, и Хафизулла Амин не остался внакладе: от армейских дел его отстранили, зато эту пилюлю Тараки хорошо подсластил, сложив с себя полномочия главы правительства и поручив исполнять обязанности премьера «любимому ученику». Правда, перестановки в высших эшелонах власти сопровождались принятием целого ряда поправок в закон о Ревсо-вете и правительстве. Сам пост премьер-министра упразднялся, а вместо него вводилась должность «первого министра», который обладал меньшими полномочиями. Следующие поправки делали председателя Ревсовета главой государства и подчиняли ему напрямую членов кабинета. То есть формально Тараки усилил свои позиции, и внешним наблюдателям показалось даже, что он вчистую переиграл Амина в борьбе за обладание абсолютной властью. Но последующие вскоре события показали, что на деле все обстояло далеко не так…

17 марта, учитывая обострившуюся обстановку, в Кабул была направлена оперативная группа КГБ СССР во главе с генерал-лейтенантом Б.С. Ивановым. Первый заместитель Крючкова в ПГУ он возглавлял политическую разведку, а его пост соответствовал должности второго человека в ЦРУ Фрэнка Карлуччи, ставшего позднее советником по национальной безопасности и министром обороны в администрации Рейгана. Борис Семенович считался крупным специалистом в американских и европейских делах. Две длительных командировки за океан в качестве резидента, работа в официальных советских делегациях на переговорах с президентами США Никсоном, Фордом и Картером, разработка и реализация комбинации по обмену чилийского коммуниста Луиса Корвалана, участие в операции «Дунай» (вторжение советских войск в ЧССР и смена руководства этой страны), создание «специальной экономической разведки» и кратковременное руководство самым секретным в ПГУ 13-м отделом — вот далеко не полный перечень из послужного списка генерала Иванова. Но, возможно, главным достижением Бориса Семеновича было то, что к концу 70-х он стал одним из самых доверенных людей председателя КГБ. Иванов мог напрямую, минуя своего непосредственного начальника Крючкова, выходить, когда он считал нужным, на Андропова и на некоторых других членов политбюро.

Безусловно, это назначение застало врасплох Владимира Александровича Крючкова. Теперь ему предстояло считаться с тем, что шеф КГБ будет сравнивать ту информацию, которая поступает из Кабула по линии резидентуры (Вилиор Осадчий) и представительства (Леонид Богданов) с информацией, получаемой непосредственно от личного представителя Андропова. Но, с другой стороны, глава ПГУ должен был возблагодарить судьбу за столь неожиданный подарок. Генерал Иванов был слишком независим, слишком авторитетен, слишком профессионален, чтобы работать обыкновенным заместителем начальника главка. Крючков постоянно ощущал недоверие к своим начинаниям со стороны Иванова, который как профессионал был, безусловно, на голову выше его. Человека с такими обширными связями на самом верху лучше было бы держать подальше от «леса». И вот такая удача: решением политбюро Иванова отправляют в Афганистан[37]. Начальник ПГУ должен был возблагодарить судьбу за столь неожиданный подарок.

Сам Б.С. (так подчиненные обычно величали Иванова) к своему назначению в Кабул отнесся спокойно, восприняв его как важное служебное и партийное задание, «предполагающее защиту интересов Советского Союза на одном из передовых рубежей внешнеполитической борьбы». Хотя, конечно, отправляясь в Афганистан, генерал отдавал себе отчет в том, что свято место пусто не бывает и он уже никогда не вернется на свою прежнюю должность. Возможно, он был даже рад командировке в Кабул, поскольку имел причину личного свойства поменять привычную обстановку и с головой окунуться в новые для себя заботы. Незадолго до этого умерла его жена, с которой он прожил большую часть жизни, и генерал тяжело переживал эту потерю.

В Кабуле первым делом Иванов встретился поочередно с начальником представительства КГБ и резидентом. Он выслушал их подробные доклады о политической обстановке в стране, при этом особенно интересуясь механизмом, который чаще всего применяют враги режима для организации антиправительственных выступлений. Поинтересовался их мнением относительно использования возможностей разведки для разложения изнутри контрреволюционных сил. Попросил дать характеристику афганским руководителям, их взглядам, деловым и личным качествам. Расспросил Богданова и Осадчего об обстановке во вверенных им коллективах. Договорились, что всю текущую, уже оформленную в виде документов информацию ему будут докладывать оба полковника или их замы. Однако если кто-то из оперработников добудет важные и срочные сведения, чтобы избежать эффекта «испорченного телефона», резидент и представитель КГБ должны таких сотрудников немедленно присылать к нему в любое время суток, где бы он в это время ни находился.

19 марта генерал Иванов встретился с Тараки и Амином. Как это было решено еще в Москве, Б.С. сразу раскрыл карты, представившись личным представителем председателя КГБ, прибывшим в Афганистан для того, чтобы оказывать советни-ческую помощь по вопросам безопасности высшим руководителям ДРА.

Тараки, выслушав гостя, приветливо улыбнулся и согласно покивал головой — так, словно это именно он попросил Москву прислать им генерала КГБ. Амин же не сумел скрыть своего раздражения. На его лице явно читалось: «Мы умоляем их прислать войска, а они направляют нам еще одного советника, а вместе с ним братский привет от членов политбюро». Однако «второй человек» быстро справился с собой.

— Вы приехали в трудное для нас время, — изобразив на лице лучезарное выражение, сказал Амин. — Ситуация в Герате сейчас такова, что если мы не получим от Советского Союза военную помощь, то мятежники захватят всю провинцию, а затем пойдут дальше.

Иванов, которого некоторые подчиненные подозревали в умении читать мысли людей, уловил недовольство афганского министра.

— Я думаю, что во время завтрашнего визита товарища Тараки в Москву наши руководители разъяснят вам советскую позицию по поводу оказания конкретной помощи в борьбе с контрреволюцией. Поэтому позвольте мне не обсуждать этот вопрос в ходе сегодняшней встречи, — сказал он.