Хэлло, дорогая - Мишин

Оттого, что люди перестали быть достойными. Я убивал тех, кто был таким. И оставлял других, хороших и приятных.

Вся эта новая философия, сильные женщины, немужественные мужчины. Лесбиянки, трансы, педики. Всё это — и громкие слова, что ты можешь всё и всё тебе дозволено, и всего добьёшься, стоит только захотеть — дерьмо собачье, которое показывают в рекламе прокладок по центральному телевидению.

Мир медленно сходит с ума, подменяет подлинные ценности на ложные. Даже не так. Лживые.

Молодых людей этим смущают, им нагло лгут. Пудрят мозги. Мне тридцать четыре, и я знаю, что один хороший электрик стоит двадцати политиков, и что любая женщина прекрасна, когда беременна. Это святая истина. Потому что вы все в курсе, что такое добро и зло, что такое хорошо и плохо, если, конечно, у вас были хорошие родители и учителя, в общем, те, кто это мог пояснить. А если нет, что ж. Не завидую, если однажды наши пути пересекутся.

И мне не хотелось бы, чтобы завтра, на Хэллоуин, Конни оказалась на моём пути.

Боже, пусть она уйдёт оттуда. Иначе я не смогу остановиться.

========== Все выборы и их последствия ==========

Утро тридцать первого октября было ясным и солнечным.

День, казалось, грядёт прекрасный, ничто не предвещало дурной погоды или осадков, и небо простёрлось над побережьем таким чистым и ярким, что даже не верилось, что по федеральному каналу в прогнозе по Нью-Джерси передавали шквалистый ветер и ливень после семи часов. В разных местах вдоль Атлантики и залива Делавэр — в Уэйне, Перт-Амброе, Пискатауэйе, Франклине, Клифтоне, Кирни, Смирне, Мысе Мэй и чёртовой куче других городов и городишек — заканчивали последние приготовления к Хэллоуину. Дома были украшены тыквами, скелетами, паутиной, чёрными свечами и ведьминскими котлами, мётлами и черепами. Оранжевый и чёрный цвета мелькали так помногу, что просто стали частью городского пейзажа. Деревья, одетые в багрянец и золото, тяжёлыми, нарядными кронами нависали над дорогами и улицами. В других местах, там, где листва уже облетела и обнажила тёмные сухие ветки, осень была не яркой и праздничной, а жуткой, по-настоящему хэллоуинской — эхом последней ночи позднего октября, когда должно случиться что-то по-настоящему плохое.

Разумеется, Хэллоуин был далеко не самым безопасным праздником из всех. Люди знали это и принимали меры предосторожности. Так, из-за участившихся случаев отравлений сладостями, родительские комитеты выступили за то, чтобы давать детям конфеты только в заводских, магазинных, нераскрытых упаковках. В пирожных и печеньях, бывало, находили иглы, булавки и даже бритвенные лезвия. Любые незапечатанные сладости детям категорически запрещалось брать, тем более — пробовать. Нет-нет, но какой-нибудь психически нездоровый ублюдок выходил на Хэллоуин позабавиться, выпустить внутреннего зверя, подстеречь ту или иную парочку на тёмной улице, чтобы поглумиться. Случались другого рода происшествия, более серьёзные, когда, пользуясь праздничной обстановкой, злоумышленники совершали дерзкие убийства, налёты и ограбления. Особенно часто это происходило на костюмированных вечеринках, где личности гостей были скрыты под масками.

Но многие семьи в Нью-Джерси, в десятках разных маленьких городов, знали, что Хэллоуин лучше праздновать не с размахом, а так — по-свойски провести его в кругу семьи и не искушать судьбу. Вот уже семнадцатый год ни один Канун Дня всех святых не проходил без страшных вестей с разных концов штата, и отовсюду твердили одно: мистер Буги продолжает убивать.

А что полиция? Ни у них, ни у ФБР не было никаких зацепок. К тому же, в округе наверняка шастали хищники пострашнее: так они думали.

На Хэллоуин жертв убивали самыми разными способами; единственное, что объединяло все случаи — маньяк орудовал в домах жертв и не щадил никого. Был только единственный за все годы случай, когда в страшном кровавом месиве выжил ребёнок. Впрочем, маньяк выбирал компании от восемнадцати лет и старше, и один грамотный профайлер, приглашённый здешним полицейским управлением из Лос-Анджелеса — мистер Мёрдок, за его плечами было расследование громких преступлений Калифорнийского Палача, которого прозвали в своё время также Мёртвой Головой — заявил, что убийца очевидно считает себя Мессией, карающим тех, кто, на его взгляд, несёт определённый греховный вес в своих поступках и деяниях. Манера убийств была своеобразной и отличалась изобретательностью, но хитроумные способы заканчивались там, где начинались следы применения самой грубой силы, какую можно вообразить.

Было очевидно, что маньяк входил в раж и зверел. Он был физически очень силён. Мёрдок составил его примерный психологический портрет: молодой, вероятнее всего, до тридцати лет. С глубокой сексуальной неудовлетворённостью. Пережил, вероятнее всего, семейное насилие. Не социальный. Коэффициент интеллекта — средний. Плохо идёт на контакт с людьми. Испытывает острые приступы гнева и параноидального психоза. Мистер Мёрдок ещё не понимал, как сильно заблуждался: они имели дело с волком в овечьей шкуре, а искали бешеную собаку. У многих убитых были свёрнуты шеи. Его жертвами на Хэллоуин становились крупные, шумные компании или неблагополучные семьи. Мало кто из их родственников поднимал много шума.

Мистер Буги очевидно был простоват, если сравнивать его убийства с убийствами Мёртвой Головы или головореза из Города Ангелов, Барона Субботы, который терроризировал Калифорнию в начале девяностых. Но Мистер Буги действительно знал, куда бить: между собой копы из Нью-Джерси прозвали его Чистильщиком. Они даже не связывали отдельные случаи пропажи людей с его деятельностью.

Бугименом же его прозвали с лёгкой руки репортёров. Они прицепились к десятилетней Сесиль Уитакер, единственной выжившей в страшной резне в городе Смирна, и выпытали приметы маньяка, вломившегося в дом: высокий, огромный, со сверкающими белыми глазами. Очень страшный. Конечно, это нельзя было считать даже условным портретом, но немного художественной обработки и острого пера — и все ужасались жестокости ужасающего Мистера Буги, которого до сих пор не поймала полиция.

Год от года информация о нём то всплывала в газетах и сети, то терялась. Она утратила свою пикантность, потому что Мистер Буги и сам не стремился привлечь к себе чужое внимание. Спустя пару-тройку лет интервью выжившей Сесиль потерялось в череде других событий. Мистер Буги убивал, но не ради того, чтобы снискать славу и быть изловленным, как это делали некоторые другие маньяки. Громкое имя и свирепая репутация не вскружили ему голову. Он действовал тихо и осторожно, не оставлял улик, не появлялся в поле зрения копов раньше, чем на Хэллоуин, и никогда не орудовал в одних и тех же городах несколько лет кряду. Поймать его при таких условиях было почти невозможно. Люди в Смирне встречались с ним целых четырнадцать лет назад, и никто не знал, что он вернётся в