Пробуждение - Нефер Митанни

любила доверять ему своё сокровенное, но за последний год делала это регулярно. И если до замужества на страницы изливались главным образом девичьи рассуждения о прочитанных романах, то после замужества они уступили место более серьёзным вещам. Это помогало отогнать тревогу и привести мысли в порядок. А ещё дневник стал тайником, в котором она сберегала от посторонних глаз свои сокровища. Вот и сейчас, откинув заднюю сторону дневниковой обложки, пальцами скользнула в нарочно устроенный кармашек,извлекла из него сложенный вчетверо листок бумаги. Развернув, поднесла к лицу, словно пытаясь вдохнуть его запах, и прижалась губами к строчкам.

Воспоминания вновь вернули её в тот тревожный январь.

***

Словно в подтверждение слов императора, на следующее утро пришло письмо от Сергея.

Крупнее текст письма можно прочесть в дополнительных материалах.

После того, самого первого письма, были ещё несколько, все их она хранила в потайном кармашке дневника, перечитывала каждый день, целуя страницы, по которым скользила рука любимого. Однако наиболее дорогим было именно это, первое письмо Сергея из тюрьмы. Именно оно вернуло ей надежду, заставило прийти в себя. Анна вдруг поняла, что теперь от неё зависит вся их жизнь. Она осознавала, что возврата к прежнему беззаботному существованию, когда она жила словно хрупкий цветок, оберегаемая любящим и любимым мужем, уже не будет, но теперь в её власти поддержать супруга в этот тяжёлый час. В глубине души поселился страх за саму жизнь Сергея, но она гнала чёрные мысли, предпочитая занимать себя тысячей важных дел, которые вдруг навалились на её хрупкие плечи.

Благодаря заботам Вацлава Генриховича выхлопотали передачу выморочного княжеского титула Черкасских новорожденному Александру. Теперь он – законный князь. До совершеннолетия из наследства будет выделяться ежегодная сумма на его содержания. Анна была спокойна за материальное положение сына. Однако тревога за мужа, особенно в первые месяцы, когда шло следствие, изводила её. К концу дня она буквально валилась с ног. И всё же усталость, в которой пребывала все эти месяцы, была желанной – только так Анна находила в себе силы не сойти с ума от разлуки с мужем.

Спрятав дневник в ящик стола, подошла к окну, отдёрнула занавеску. Ночь была ненастной, ветер рвал кроны деревьев, раскидывал по саду опавшую жухлую листву, тяжёлые холодные капли дождя сердито бились в окно. Анна, помолившись перед ликом Богородицы, легла на кровать и укрылась пуховым одеялом, её немного знобило. А когда она забылась в беспокойном сне, сырая и холодная осень вступила в сражение с ранней зимой и к утру пала в этой смертельной схватке. Очнувшись ото сна, Анна вновь подошла к окну и увидела, что сад утопал в снегу. Его морозная чистота снова обратила воспоминания молодой женщины в прошлую питерскую зиму.

***

За первым письмом последовало то, чего оба они страстно желали и на что боялись надеяться – свидание. В два часа по полудни Сергея привели в просторную комнату с широким и вполне светлым окном, не смотря на крепкую решётку, вмурованную в толстые стены. В центре стоял стол и по двум его сторонам – скамьи. Вдоль стен комнаты, прикреплённые к ним, тянулись широкие лавки. Петрушевского заранее предупредили о свидании с женой, и он волновался – как-то его встретит Анна. Да, её письма к нему были полны любви и нежности. Однако, увидев его тюремный облик, лицо, заросшее щетиной, не испугается ли она, не изменится ли её отношение к нему? Ведь в своих мыслях она, наверняка, не представляет, насколько он изменился, превратившись за несколько месяцев из блестящего красавца-офицера в бледного уставшего узника, терзаемого миллионом сомнений и раскаяний. Что если он такой ей не нужен? Сейчас он то упрекал себя, что не имеет права сомневаться в чистой любви Анны, в её верности ему, то вновь одолевался сомнениями, в тайне желая, чтобы свидание отменили.

Потирая запястья, освобождённые от наручников, в которых его вели по коридорам крепости, он подошёл к окну, будто надеялся ещё издали увидеть жену. Но там не было ничего, кроме небольшого пятачка земли, покрытой заснеженной сухой травой. Он вдруг позавидовал былинке, торчащей из снега. Вот стоит она, в белом салопе, который накинула на неё матушка-зима и не боится ничего, знает, что впереди - весна, и сброшенные по осени семена, согретые ласковыми солнечными лучами, возродятся новыми зелёными всходами. Жизнь продолжится вновь, следуя по извечному, заведённому Всевышним кругу. Изо дня – в день, из века – в век, до скончания времён. Иное дело – человек: ничего-то он о себе знать не может. Куда свернёт дорога судьбы? Подарит ли ещё счастье или окончательно уведёт в небытие? Да и что останется после него на земле? Или бесследно канет в Лету всё, что мучило его, к чему стремился, считая самым важным, всё, что составляло самую суть его «я»? А ежели канет, то тогда зачем всё это было? Зачем он жил? Зачем мучился? Зачем причинил боль той, которую любит больше самой жизни?

Коллаж автора

Внезапно послышался скрежет отпираемых замков, тяжёлая дверь отворилась, обернувшись, Петрушевский увидел Анну. Она сразу бросилась к нему, вскинула руки на шею и прижалась к его груди. Потом, привстав на носочки, потянулась к лицу и, охватив его ладонями, принялась осыпать поцелуями. Он приподнял её, как ребёнка, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и сразу долгим поцелуем приник к её трепещущим губам.

- Объятия запрещены, сударыня! – послышался строгий окрик конвоира.

Но Анна будто не слышала.

- Милый, милый мой… - шептала, не сдерживая слёз.

- Я колючий… – улыбаясь, хриплым голосом то ли спросил, то ли утвердительно сообщил он.

- Мягкий… - улыбаясь сквозь слёзы, прошептала она, и словно в подтверждение своих слов, скользнула носом по его подбородку.

Сергей сжал её вздрагивающие плечи, прижался губами к макушке. Слёзы навернулись на глаза, но он сдержался. Чтобы не злить конвоира, взяв Анну за руку, подвёл её к столу и усадил на скамью, сам устроился напротив. Протянув руки через стол, они переплели пальцы, несколько мгновений просто сидели глаза в глаза, словно взглядам говорили друг другу самое важное, то, о чём не смели заговорить при свидетелях.

Конвоир оказался деликатным – сев на скамью у дверей, надвинул фуражку на глаза и сделал вид, что спит.

Сергей смотрел на жену и с болью отмечал, как она похудела. Во время беременности, да и